Но сейчас он поедет по другой, более глубокой причине. Он поедет помочь девушке Новинье, потому что в ее яркости, ее изоляции, боли, вине он узнал свое собственное украденное детство и ростки боли, живущей в нем до сих пор. Лузитания находилась на расстоянии двадцати двух световых лет. Он путешествовал бы со скоростью, почти равной скорости света, и все же когда он приедет к ней, ей исполнится почти сорок лет. Если бы это было в его силах, он бы отправился к ней немедленно, с филотической мгновенностью ансибла; но он также знал, что ее боль может подождать. Она еще останется, ожидая его приезда. Разве его собственная боль не живет до сих пор?
Он перестал плакать; эмоции отступили.
— Сколько мне лет? — спросил он.
— С тех пор, как ты родился, прошел 3081 год. Но твой относительный возраст — 36 лет и 118 дней.
— А сколько лет будет Новинье, когда я доберусь туда?
— Плюс-минус несколько недель, в зависимости от дня отправления и от того, насколько скорость корабля будет близка к скорости света, ей будет около тридцати девяти.
— Я хочу отправиться завтра.
— Для того чтобы заказать билет, потребуется время, Эндер.
— Нет ли звездолетов на орбите Тронхейма?
— Конечно, есть несколько, но только один может отправиться завтра, и на борту его груз скрики для продажи в Кириллии и Армении.
— Я никогда не спрашивал тебя, сколько у меня денег.
— Все эти годы я удачно вкладывала их.
— Купи для меня корабль и груз.
— И что ты будешь делать со скрикой на Лузитании?
— А что делают с ней жители Кириллии и Армении?
— Частично носят, а частично едят. Но они платят за нее гораздо больше, чем может позволить себе кто-нибудь на Лузитании.
— Значит, если я подарю груз Лузитании, это может смягчить их неприязнь к прибытию Глашатая в католическую колонию.
Джейн превратилась в джинна, вылезающего из бутылки.
— Слушаю, хозяин, и повинуюсь.
Джинн превратился в дым, который с шумом всосался в бутылку. Затем лазеры отключились, и воздух над терминалом опустел.
— Джейн, — сказал Эндер.
— Да? — ответила она из серьги в ухе.
— Почему ты хочешь, чтобы я отправился на Лузитанию?
— Я хочу, чтобы ты добавил третий том к «Королеве и Гегемону». Про свинок.
— Почему ты так беспокоишься о них?
— Потому что, когда ты напишешь книги, раскрывающие сущность трех известных человеку рас, тогда ты будешь готов к тому, чтобы написать четвертую.
— Еще один вид раманов?
— Да. Я.
Эндер на минуту задумался над этими ее словами.
— Готова ли ты явиться человечеству?
— Я всегда была готова. Вопрос в том, готовы ли они к тому, чтобы услышать обо мне? Для них было легко полюбить Гегемона — он был человеком. И Королеву, это было безопасно, потому что, насколько они знают, все баггеры мертвы. Если ты сможешь заставить их полюбить еще живых свинок с человеческой кровью на руках — тогда они будут готовы узнать и обо мне.
— Когда-нибудь, — сказал Эндер, — я полюблю кого-нибудь, кто не настаивает на том, чтобы я совершал подвиги Геркулеса.
— Так или иначе, твоя жизнь начинает надоедать тебе, Эндер.
— Да. Но я уже человек среднего возраста. Я люблю, когда мне скучно.
— Между прочим, владелец корабля, Хэйвлок из Гэйлса, принял твое предложение купить у него корабль и груз за сорок миллиардов долларов.
— Сорок миллиардов! А я не разорюсь?
— Капля в море. Экипаж получил уведомление об аннулировании их контрактов. Я взяла на себя смелость оплатить им проезд на других кораблях из твоих фондов. Вам с Вэлентайн не нужно никого, кроме меня, чтобы вести корабль. Мы отправляемся завтра?
— Вэлентайн, — сказал Эндер. Его сестра была единственной причиной, по которой отправление могло задержаться. Теперь, когда решение было принято, ни его студенты, ни немногие здешние знакомые не стоили того, чтобы даже прощаться с ними.
— Я не могу дождаться, когда Демосфен напишет книгу о Лузитании, — Джейн обнаружила, кто скрывался под псевдонимом Демосфен еще в процессе разоблачения истинного лица Глашатая Мертвых.
— Вэлентайн не поедет, — сказал Эндер.
— Но она твоя сестра.
Эндер улыбнулся. Несмотря на свою безграничную мудрость, Джейн не понимала, что такое родство. Хотя она и была создана людьми и представляла себя в терминах людей, все же она не была биологическим объектом. Она чисто механически запомнила все, что касается генетики и воспроизводства людей; она не могла ощущать желания и побуждения, испытываемые обычно людьми при общении с живыми существами.
— Она моя сестра, но Тронхейм — ее дом.
— Раньше она была вынуждена следовать за тобой.
— На этот раз я даже не буду просить ее об этом.