Ее живот был уже набухшим и тугим, а до рождения дочери Вэлентайн оставался еще месяц. Какое постоянное раздражение — быть такой большой и неуклюжей. Раньше, когда она готовилась пойти с классом истории в поход, она могла сама сделать большую часть работы по загрузке лодки. Теперь ей приходилось полагаться на матросов мужа, она не могла даже дойти до трюма, так что капитан сам наблюдал за погрузкой. Конечно, он делал это хорошо — разве не он, капитан Рэв, учил ее, когда она впервые прибыла сюда, — но Вэлентайн не привыкла быть наблюдателем.
Это был ее пятый поход; в первом из них она встретила Якта. Она тогда и не думала о замужестве. Тронхейм был одним из похожих друг на друга миров, которые она посетила со своим непоседливым младшим братом. Она учила, она изучала, через четыре-пять месяцев она писала обстоятельный исторический очерк, публиковала его под псевдонимом Демосфен, а затем жила в свое удовольствие, пока Эндер не отправлялся Говорить куда-нибудь еще. Обычно их занятия хорошо сочетались — его приглашали, чтобы огласить смерть какой-нибудь известной личности, чья жизнь впоследствии становилась предметом ее очерка. Это была игра, в которой они изображали странствующих профессоров, хотя на самом деле они создавали облик мира, так как очерки Демосфена всегда считались окончательными.
Одно время она опасалась, что, возможно, кто-нибудь свяжет очерки Демосфена с ее перемещениями и раскроет ее псевдоним. Но затем она поняла, что Демосфен, как и Глашатаи, хотя и в меньшей степени, стал мифической личностью. Люди были уверены, что Демосфен — это не один человек. Скорее всего, по их мнению, каждый очерк Демосфена был работой гениального независимого исследователя, который затем пытался опубликовать эту работу под именем Демосфена; компьютер автоматически представлял работу безымянной комиссии блестящих историков, которые решали, достойна ли она этого имени. И неважно, что никто до сих пор не встречал ученых, которые рассматривали эти работы. Каждый год были сотни попыток опубликоваться под именем Демосфена, но компьютер автоматически отклонял те, которые не были написаны настоящим Демосфеном; и все же люди не верили, что такая личность, как Вэлентайн, может существовать в действительности. Кроме всего прочего, работы Демосфена начали распространяться по компьютерным сетям во время войн с жуками — три тысячи лет назад. Это не мог быть тот же человек.
«И это так, — подумала Вэлентайн. — Я действительно меняюсь как личность, от книги к книге, потому что каждый новый мир изменяет меня, даже когда я пишу историю этого мира. И особенно этот мир».
Она недолюбливала самонадеянность лютеранского образа мыслей, особенно его кальвинистской ветви, — казалось, они знают ответ на любой вопрос еще до того, как он произнесен. Поэтому она задумала отправиться с группой избранных студентов на один из Летних островов весной, когда скрика шла на нерест, а у халькигов начинался брачный сезон. Идея была в том, чтобы разрушить заплесневелые интеллектуальные догмы, неизбежно появляющиеся в любом университете. Студенты будут есть только хаврегрин, растущий в укромных долинах, и халькигов, если у них хватит хладнокровия и хитрости добыть их. Когда их хлеб насущный будет зависеть от их усилий, их представление о существенном и несущественном в истории должно измениться.
Университет неохотно дал разрешение; она за свой счет наняла судно у Якта, который к тому времени возглавил одну из семей, занимающихся промыслом скрики. Он относился к университетским людям с презрением истинного моряка и называл их в лицо скрэддерами, а за глаза еще хуже. Он сказал Вэлентайн, что вернется через неделю, чтобы спасти ее голодающих студентов. Но она и ее «отверженные», как они себя назвали, продержались весь срок и даже преуспели, построив нечто вроде деревни и наслаждаясь приливом созидательных, раскованных мыслей, что по возвращении дало заметный всплеск глубоких публикаций.
Самым очевидным успехом Вэлентайн в Рейкьявике стало то, что сотни желающих претендовали на двадцать мест в каждом из трех походов этого лета. Однако важнее всего для нее был Якт. Он был не особенно образован, но очень хорошо знал все, что касалось непосредственно жизни Тронхейма. Он мог без карты проплыть добрую половину экваториальных морей. Он знал пути дрейфа айсбергов и толщину плавучих льдов. Он угадывал, где скрика соберется для своих танцев, и умел расположить своих охотников так, чтобы не спугнуть ее, когда она выпрыгивает на берег. Погода не могла застать его врасплох, и Вэлентайн пришла к выводу, что для него не бывает непредвиденных ситуаций.