Игра Эндера. Глашатай Мертвых

Все начиналось неправильно. Она разговаривала с ним так, как будто она была против него, как будто она не была так благодарна ему за то, что он уже сделал для семьи. «Или Ким проник в мой разум, если я говорю то, что не хотела сказать».

— Ты пригласила меня сюда, к реке. Все остальные в вашей семье со мной не разговаривают, и вдруг я получаю записку от тебя. Чтобы пожаловаться, что я вторгаюсь в вашу жизнь? Сказать мне, что я никого не уважаю?

— Нет, — сказала она подавленно. — Я не думала, что получится так.

— Тебе не приходило в голову, что я не стал бы Глашатаем, если бы не уважал людей?

В отчаянии она заговорила совершенно бессвязно:

— Лучше бы вы прочли все ее файлы. Узнали бы все ее секреты и рассказали о них всем жителям Ста Миров!

В ее глазах стояли слезы, и она не понимала, почему.

— Понятно. Тебе она их тоже не показывает.

— Я ведь ее ученица! Но почему же? О сеньор, я плачу…

— Я не умею заставлять людей плакать, Эла, — мягко ответил он. В его голосе звучала ласка. Нет, даже сильнее, как будто его рука держала ее руку, поддерживая ее. — Люди плачут, когда говорят правду.

— Sou ingrata, sou ma filha…

— Да, ты неблагодарная, ужасная дочь, — ответил он с мягким смехом. — Все эти годы, в хаосе и разрухе, ты держала свою семью вместе, почти без помощи матери; ты пошла работать вместе с ней, и даже тогда она скрывала от тебя самую важную информацию; ты не заслужила от нее ничего, кроме любви и доверия, а она в ответ отгородилась от тебя стеной и дома, и на работе; и наконец ты сказала кому-то о том, что тебе это надоело. Ты хуже всех, кого я знаю.

Она невольно рассмеялась над своим самобичеванием. Чисто по-детски она не хотела смеяться над собой.

— Нечего разговаривать со мной, как с маленькой, — она попыталась вложить в свой голос как можно больше презрения.

Он заметил это. Глаза его стали далекими и холодными.

— Не надо плевать в друзей, — сказал он.

Она не хотела, чтобы он отдалялся от нее. Но уже не могла удержаться и сказала холодно и сердито:

— Вы не мой друг.

На мгновение она испугалась, что он поверил ей. Но на его лице появилась улыбка.

— Ты не поймешь, кто твой друг, даже если увидишь его.

«Я пойму, — подумала она. — Я вижу друга». И она тоже улыбнулась ему.

— Эла, — спросил он, — ты хороший ксенобиолог?

— Да.

— Тебе уже восемнадцать. Ты могла бы пройти экзамен в шестнадцать лет. Но не стала.

— Мама не разрешила мне, она сказала, что я еще не готова.

— После шестнадцати разрешение матери уже не обязательно.

— Но для ученика требуется разрешение наставника.

— А сейчас тебе восемнадцать, и даже этого не надо.

— Все равно, она ксенобиолог Лузитании. Это ее лаборатория. Если я сдам экзамен, а она не разрешит мне работать в лаборатории до самой своей смерти?

— Она так говорила?

— Она дала понять, что мне не надо сдавать экзамен.

— Потому что если ты будешь не учеником, а коллегой-ксенобиологом, ты получишь право доступа…

— Ко всем рабочим файлам, ко всем закрытым файлам.

— Итак, она не разрешает своей дочери начать самостоятельную карьеру, оставляет пятно в твоей анкете — не готова к экзамену даже в восемнадцать лет — лишь бы ты не прочла эти файлы.

— Да.

— Почему?

— Она сумасшедшая.

— Нет. Что угодно, но не это.

— Именно так!

Он засмеялся и откинулся назад, на траву.

— Расскажи тогда, почему ты так думаешь.

— Пожалуйста. Во-первых: она не разрешает исследование десколады. Тридцать четыре года назад болезнь уничтожила почти всю колонию. Мои дедушка и бабушка, Ос Венерадос, с трудом ее остановили. По-видимому, возбудитель болезни, тела десколады, все еще существует — нам приходится принимать лекарства, чтобы не случилось новой вспышки. Вам ведь, наверное, говорили это? Если эти тела попадают в организм, то придется принимать это лекарство всю жизнь, даже когда уедешь отсюда.

— Да, я знаю это.

— Она не разрешает мне изучать эти тела, совсем. В некоторых из закрытых файлов написано об этом. Она засекретила открытия Густо и Сиды о телах десколады. Нельзя найти никакой информации.

Глаза Глашатая сузились.

— Так, это одна треть. Что еще?

— Это больше трети. Возбудитель болезни адаптировался и превратился в человеческого паразита через десять лет после основания колонии. Всего десять лет! И если он смог сделать это один раз, он сможет опять.

— Может, она так не считает.

— Может, у меня есть право принять собственное решение?

Он протянул руку, положил ей на колено, успокаивая ее.

— Согласен, рассказывай дальше. Вторая причина?

— Она не разрешает теоретических исследований. Никакой таксономии или эволюционных моделей. Если я пытаюсь что-нибудь попробовать, она говорит, что мне, очевидно, нечего делать, и загружает меня работой, пока ей не покажется, что я сдалась.

— Похоже, ты не сдаешься.

— Ксенобиология нужна именно для этого. О, конечно, она может вывести картофель, который максимально использует питательные вещества почвы. Прекрасно, что она вывела новый сорт амаранта, благодаря которому колония может обеспечить себя протеином всего с десяти акров. Но это всего лишь жонглирование молекулами!

— Это нужно для выживания.