Игра Эндера. Глашатай Мертвых

— О Глашатай! — воскликнул он, и его голос зазвенел от важности его слов. — Ты добавишь нашу историю к книге про Королеву и Гегемона?

— Я еще не знаю вашу историю, — сказал Глашатай.

— Спрашивай! Спрашивай нас обо всем.

— Как я могу рассказать вашу историю? Я Говорю только о мертвых.

— Мы мертвы! — воскликнул Хьюмэн. Миро никогда не видел его таким возбужденным. — Нас убивают каждый день. Люди заполняют все миры. Их корабли путешествуют сквозь тьму ночи от звезды к звезде и к другой звезде, заполняя все пустоты. И мы здесь, на нашей маленькой планете, сидим и смотрим, как небо заполняется людьми. Люди построили эту глупую ограду, чтобы не пускать нас внутрь, но это ничто. Небо, вот наша ограда. — Хьюмэн подпрыгнул высоко в воздух. — Смотри, как ограда бросает меня обратно на землю!

Он подбежал к ближайшему дереву, залез по стволу выше, чем Миро когда-либо видел; раскачался на ветке и бросился вверх. На какое-то мучительное мгновение он застыл в верхней точке своего полета, затем сила тяжести бросила его вниз, на твердую почву.

Миро слышал, как сильно он ударился. Глашатай бросился к Хьюмэну; Миро бежал за ним. Хьюмэн не дышал.

— Он умер? — спросила Уанда за его спиной.

— Нет! — закричал кто-то на «языке мужчин». — Нет, нет, ты не можешь умереть! — Миро оглянулся. К его удивлению, это был Листоед. — Ты не можешь умереть!

Затем Хьюмэн протянул слабую руку и коснулся лица Глашатая. Он глубоко вдохнул и заговорил:

— Видишь, Глашатай? Я готов умереть ради того, чтобы взобраться на стену, которая отделяет нас от звезд.

Все годы с тех пор, как Миро познакомился со свинками, все предыдущие годы они никогда не говорили о космических путешествиях, никогда не спрашивали об этом. Но теперь Миро понял, что все вопросы, которые они задавали, были направлены на то, чтобы выведать секрет межзвездных полетов. Ксенологи никогда не понимали этого, потому что они знали — и не сомневались в этом — что свинки были так далеки от уровня культуры, на котором можно строить межзвездные корабли, что понадобится по меньшей мере тысяча лет, прежде чем они смогут приблизиться к этому. Но их стремление к знаниям о металлах, о моторах, о полетах над землей — все это было способом познать секрет путешествий к звездам.

Хьюмэн медленно поднялся на ноги, держа Глашатая за руки. Миро вдруг осознал, что за все годы его работы со свинками никто из них никогда не брал его за руки. Он почувствовал глубокую печаль. И острый укол ревности.

Теперь, когда стало понятно, что Хьюмэн не получил повреждений, другие свинки столпились вокруг Глашатая. Они не толкались, но все хотели быть поближе.

— Рутер говорит, что Королева знает, как строить звездолеты, — сказал Эрроу.

— Рутер говорит, что она научит нас всему, — добавил Капс. — Как делать металл, как делать огонь из камней, дома из черной воды — всему.

Глашатай поднял руки, отгораживаясь от их лепета.

— Если бы все вы хотели пить и увидели у меня воду, все вы попросили бы у меня пить. Но что, если бы я знал, что вода отравленная?

— В кораблях, которые летают к звездам, нет яда, — сказал Хьюмэн.

— К звездным полетам ведут многие пути, — возразил Глашатай. — Некоторые лучше, некоторые хуже. Я дам вам все, что смогу, если это не навредит вам.

— Королева обещает! — настаивал Хьюмэн.

— И я тоже.

Хьюмэн выскочил вперед, схватил Глашатая за волосы и уши и приблизил свое лицо к нему. Миро никогда не видел такого акта насилия; именно этого он и боялся, решения убить…

— Если мы раманы, — закричал Хьюмэн в лицо Эндеру, — то мы решаем, а не ты! А если мы варелсы, то ты можешь убить нас прямо сейчас, как ты убил всех сестер Королевы!

Миро был ошеломлен. Одно дело — решить, что именно Глашатай написал эту книгу. Но как могли они прийти к этому непостижимому выводу, что он был виновен в Ксеноциде? Что они думали — что он Эндер?

И тем не менее Глашатай Мертвых сидел перед ними со слезами на щеках, с закрытыми глазами, словно в обвинениях Хьюмэна была правда.

Хьюмэн повернулся к Миро.

— Что это за вода? — прошептал он и коснулся слез Глашатая.

— Так мы показываем нашу боль, горе и страдание, — ответил Миро.

Мандачува неожиданно вскрикнул. Миро никогда не слышал такого крика — словно умирающее животное.

— Так мы показываем боль, — повторил Хьюмэн.

— О! О! — кричал Мандачува. — Я видел раньше такую воду! Я видел такую воду в глазах Либо и Пипо!

Один за другим, а затем все вместе, свинки издали тот же вопль. Миро был охвачен трепетным ужасом и возбужден в то же время. Он не представлял, что все это значит, но свинки демонстрировали эмоции, которые они скрывали от ксенологов на протяжении сорока семи лет.

— Они печалятся о папе? — прошептала Уанда. Ее глаза тоже блестели от возбуждения.

Миро сказал то, что он только что подумал:

— До этой минуты они не знали, что Пипо и Либо плакали, умирая.

Миро не знал, о чем думала Уанда после этого; он видел лишь, как она отвернулась, прошла неверной походкой несколько шагов, упала на четвереньки и горько заплакала.

Миро присел рядом с Глашатаем, который сидел с опущенной головой, прижав подбородок к груди.