Игра Эндера. Глашатай Мертвых

— Один из братьев отдает себя, — сказал Хьюмэн. — Я же говорил. Мы говорим древнему брату, что нам нужно, мы показываем ему форму, и он отдает себя.

— Можем мы увидеть, как это происходит? — спросил Эндер.

Хьюмэн оглядел остальных свинок.

— Ты хочешь, чтобы мы попросили брата отдать себя, чтобы вы увидели? Но нам пока не нужен новый дом, не нужен будет еще много лет, и у нас хватает стрел…

— Покажи ему!

Миро обернулся, и все остальные за ним, и они увидели Листоеда, который вышел из леса. Он вышел на середину поляны; он не смотрел на них и говорил, как глашатай, не беспокоясь, слышит ли его кто-нибудь. Он говорил на «языке жен», и Миро понимал лишь отрывки.

— Что он говорит? — прошептал Глашатай.

Все еще сидя на корточках рядом с ним, Миро переводил, как мог.

— Видимо, он ходил к женам, и они велели сделать все, что вы попросите. Но это не так просто, говорит он… Я не знаю этих слов… Что-то о том, что все они умирают. Или, по крайней мере, братья все равно умирают. Посмотрите на них, никто не боится.

— Я не знаю, на что похож их страх, — сказал Глашатай. — Я — совсем не знаю этот народ.

— Я тоже, — сказал Миро. — Но я должен отдать вам должное — за полчаса вы вызвали здесь больший переполох, чем я мог увидеть за все эти годы.

— Это мой врожденный дар, — усмехнулся Глашатай. — Давай договоримся. Я никому не рассказываю о вашей «сомнительной деятельности», а ты никому ни скажешь, кто я.

— Проще простого, — согласился Миро. — Я все равно не верю в это.

Речь Листоеда закончилась, и он сразу направился к дому и исчез внутри.

— Мы попросим одного из древних братьев, — сказал Хьюмэн. — Так сказали жены.

Вот как получилось, что Глашатай и стоявшие рядом с ним Миро и Уанда наблюдали, как свинки демонстрируют чудо более убедительное, чем любое из тех, благодаря которым старый Густо и Сида получили свой титул Ос Венерадос.

Свинки выстроились вокруг толстого старого дерева на краю поляны. Затем они все по одному забрались на дерево и начали колотить по нему дубинками. Вскоре все они были на дереве, распевая и выстукивая сложные ритмы.

— «Язык деревьев», — прошептала Уанда.

Всего через несколько минут дерево заметно наклонилось. Тут же примерно половина свинок соскочила на землю, и они начали толкать его, так, чтобы оно упало на открытое место. Остальные стали колотить по стволу еще сильнее и петь еще громче.

Одна за другой большие ветви дерева начали отваливаться. Свинки сразу же подбирали их и уносили с того места, куда должно было упасть дерево. Хьюмэн принес одну Глашатаю, который осторожно взял ее и показал Миро и Уанде. Тот конец, которым ветка прикреплялась к дереву, был совершенно гладким. Он не был плоским, поверхность была слегка волнистой. Но не было зазубрин, потеков сока, ничего, что могло бы указать на то, что ветка была оторвана силой. Миро коснулся ее пальцем: она была холодной и гладкой, словно мрамор.

Наконец от дерева остался один обнаженный величественный ствол; солнце ярко освещало бледные пятна там, где недавно были ветви. Пение достигло высшей точки, затем стихло. Дерево наклонилось и начало плавное и грациозное падение; земля содрогнулась, и стало тихо.

Хьюмэн подошел к упавшему дереву, тихо запел и начал гладить ствол. Под его руками кора постепенно расходилась; трещина продолжилась вверх и вниз по стволу. Свинки взялись за кору и отделили ее от ствола, превратив в две непрерывных полосы. Кору тоже отнесли в сторону.

— Ты когда-нибудь видел, как они используют кору? — спросил Глашатай у Миро.

Миро покачал головой. Он не мог говорить вслух.

Теперь вперед вышел Эрроу. Он провел пальцами вверх и вниз по стволу, как бы точно отмечая длину и толщину одного лука. Миро увидел, как на стволе появились трещинки, которые все расширялись, до тех пор, пока в длинной щели на дереве не остался лук совершенной формы, гладкий и блестящий.

Другие свинки тоже подошли к дереву и продолжали петь и рисовать на стволе разные контуры. Они отходили с дубинками, луками и стрелами, острыми ножами, и тысячами ленточек для плетения корзин. Наконец, когда половина ствола исчезла, они отошли и запели хором. И дерево задрожало и распалось на полдесятка длинных брусьев. Все, дерево было использовано полностью.

Хьюмэн медленно подошел к брусьям, присел возле них и положил руку на ближайший. Он откинул голову назад и начал петь мелодию без слов, которая была грустнее, чем любые звуки, которые Миро когда-либо слышал. Постепенно Миро осознал, что все остальные свинки смотрят на него, чего-то ожидая.

К нему подошел Мандачува.

— Пожалуйста, — мягко сказал он. — Надо, чтобы ты спел для нашего брата.

— Я не знаю, как, — растерялся Миро, чувствуя страх и беспомощность.

— Он отдал свою жизнь, — сказал Мандачува, — чтобы ответить на твой вопрос.