Игра Эндера. Глашатай Мертвых

Minha irma. (Моя сестра.) Эти слова вновь и вновь звучали в голове Миро, потом он перестал их слышать, они стали фоном: a Ouanda е minha irma. (Она моя сестра.) Ноги несли его привычным путем от площади в парк, и дальше, к холму. На вершине холма стояли церковь и монастырь, словно крепость, охраняющая ворота. «Этим ли путем шел Либо на встречу с моей матерью? Они встречались на ксенобиологической станции? Или тайком лежали в траве, как свиньи на фазендах?».

Он стоял перед дверью станции зенадора и пытался придумать причину для того, чтобы войти. Делать там нечего: хотя он не написал отчет о том, что видел сегодня, но и все равно не знал, как это описать.

«Волшебство, только и всего. Свинки поют деревьям песни, и деревья рассыпаются на деревянные изделия и пиломатериалы. Лучше, чем сделает любой плотник. Аборигены намного сложнее, чем до сих пор предполагалось. Для всего находят разнообразное применение. Каждое дерево одновременно является тотемом, надгробием и небольшой лесопилкой. Сестра. Что-то нужно сделать, но не помню что.

Свинки намного мудрее. Живут, как братья, и не нужно им женщин. Так было бы лучше и для тебя, Либо, — нет, я должен называть тебя отец, а не Либо. Жаль, что мать тебе ничего не говорила, а то ты бы покачал меня на коленях. Обоих старших детей, Уанду на одном колене, а Миро на другом, посмотрите, какие у нас замечательные дети! Родились в одном году, с разницей в два месяца. Каким шустрым был папочка тогда. Все жалели тебя, потому что у тебя не было сыновей, одни дочери. Некому сохранить фамилию. Зря жалели, у тебя было много мальчиков. И у меня больше сестер, чем я думал. На одну больше, чем надо».

Он стоял у ворот, глядя вверх, на лес, где жили свинки. «Ночные посещения не служат научным целям. Поэтому, пожалуй, я ненаучно прогуляюсь к ним, спрошу, не возьмут ли они в племя еще одного брата. Места в доме мне, наверное, не хватит, придется спать на улице; я не очень-то умею лазать по деревьям, зато знаю кое-что о технике, и теперь меня ничто не удерживает от того, чтобы сказать вам все, что я знаю».

Он положил правую руку на опознающее устройство, и протянул левую, чтобы открыть ворота. Какую-то долю секунды он не понимал, что происходит. Затем показалось, что рука попала в огонь или что ее отпиливали ржавой пилой, он закричал и отдернул руку. С тех пор как ворота построили, они не оставались горячими после того, как ксенолог положил руку на опознаватель.

— Маркос Владимир Рибейра фон Хессе, твой пропуск за ограду отменен по указанию комитета по эвакуации Лузитании.

Ни разу с тех пор как ворота построили, они не возражали зенадору. Через мгновение Миро понял, что говорит голос.

— Ты и Уанда Кенхатта Фигейра Мукумби должны предстать перед заместителем начальника полиции, и она, Фара Лима Мария до Боске, арестует вас именем Межзвездного Конгресса и отправит на Тронхейм для суда.

Миро почувствовал странную легкость в голове и тяжесть и тошноту в желудке. «Они узнали. И именно сегодня. Все кончено. Потерять Уанду, свинок, работу. Все пропало. Арест. Тронхейм. Кажется, Глашатай родом оттуда, двадцать два года в пути, все умрут, кроме Уанды, и она моя сестра…».

Его рука вновь попыталась открыть ворота; и снова мучительная боль прострелила руку. «Я не могу просто исчезнуть. Они закроют ворота для всех. Никогда никто не выйдет к свинкам, не объяснит; свинки будут ждать нас, но никто больше не выйдет из ворот. Ни я, ни Уанда, ни Глашатай, и никаких объяснений. Комитет по эвакуации. Они вывезут нас и уничтожат все следы нашего пребывания здесь. Это написано в правилах, но это ведь не все? Что они видели? Как узнали? Может быть, Глашатай сказал им? Он ненормально правдив. Я должен объяснить свинкам, почему мы не вернемся, я должен сказать им».

Кто-то из свинок всегда следил за ними с того самого момента, как они входили в лес. Может, и сейчас за ним следят? Миро помахал рукой. Но слишком темно, они его не увидят. Или увидят? Никто не знает, как хорошо они видят в темноте. Видели они его или нет, никто не пришел. И скоро будет слишком поздно; если фрамлинги следят за воротами, они наверняка уже предупредили Боскинью, и она спешит сюда. Конечно, ей будет ох как неприятно арестовывать его, но свой долг она выполнит. И бесполезно спорить с ней, хорошо ли для людей или свинок сохранять это глупое разделение. Она не из тех, кто подвергает закон сомнению, она делает то, что ей говорят. И ему пришлось бы сдаться, у него нет выбора — где спрячешься внутри? Разве что в стаде кабры? Но перед тем как сдаться, он должен предупредить свинок.