Но до следующего утра Бонзо вообще ничего ему не сказал. Бонзо завтракал вместе с командирами, но Эндер был уверен, что и там странный счет игры вызовет интерес не меньший, чем в солдатской столовой. В любой игре, которая не кончалась ничьей, все солдаты проигравшей команды оказывались либо уничтоженными, то есть полностью замороженными, либо обезвреженными. Последнее означало, что отдельные части костюма бойца оставались незамороженными, но он не мог стрелять или представлять опасности для противника. Саламандры стали единственной армией, в которой после поражения остался раненный, но способный вести огонь боец.
Эндер не хотел комментировать случившееся, но остальные солдаты армии Саламандры желали выяснить, как это могло получиться. И когда мальчики спрашивали его, почему он не нарушил приказ и не начал стрелять, он спокойно отвечал:
— Я не нарушаю приказов.
Бонзо нашел его после завтрака.
— Приказ остается в силе, и не вздумай об этом забывать.
«Ты за это поплатишься, глупец. Я еще не могу быть хорошим солдатом, но я могу приносить пользу, и нет никакого смысла в том, что ты не даешь мне этого делать», — подумал Эндер. Но вслух он ничего не произнес.
Еще одним любопытным результатом боя стало то, что Эндер оказался в самом верху таблицы, оценивающей эффективность солдат. Так как он не произвел ни одного выстрела, то у него были отличные результаты по стрельбе — ни одного промаха. А так как он ни разу не был заморожен или обезврежен, то и здесь у него был превосходный результат. Многие из ребят смеялись, некоторые злились, а Эндер числился в таблице, как самый результативный солдат.
Он все так же сидел в стороне во время тренировок армии, и все так же упорно тренировался с Петрой по утрам и со своими друзьями по вечерам. На тренировки приходило все больше перволеток. Их не надо было заманивать. Просто они начали ощущать результаты тренировок. Но Эндер и Алаи по-прежнему оставались лучшими среди них. Отчасти это было вызвано тем, что Алаи все время пытался придумать что-нибудь новое, а это заставляло Эндера не отставать и отвечать ему тем же. Отчасти причиной являлось то, что они не боялись делать дурацких ошибок и делали вещи, которые ни за что не стали бы пробовать уважающие себя солдаты. Многое из того, что они делали, оказывалось бесполезным. Но это всегда было весело, всегда увлекательно и позволяло приобрести навыки, которые наверняка могли пригодиться в бою. Из всего времени суток вечерние часы были лучшими.
Следующие два боя закончились легкими победами Саламандр. Эндер входил в зал через пять минут и оставался нетронутым терпящим поражение противником. Он начал понимать, что выигравшая у них армия Кондора на самом деле была необычайно хороша. Саламандры, слабые настолько, насколько слабыми были представления Бонзо о стратегии, являлись тем не менее очень сильной командой. Они неуклонно набирали очки и вели упорную борьбу с армией Крысы за четвертое место.
Эндеру исполнилось семь. В Боевой школе не обращали внимания на дни недели и числа, но Эндер нашел способ выводить даты на свою доску и поэтому заметил свой день рождения. Школа его тоже заметила. С него сняли мерки и выдали ему новую форму армии Саламандры и новый боевой костюм. Он вернулся в казарму в новой одежде. В ней он чувствовал себя удивительно свободно, словно собственная кожа перестала облегать его тело. Ему захотелось остановиться рядом с койкой Петры и рассказать ей о своем доме, о том, как там справляли его дни рождения, или хотя бы просто сказать ей, что у него день рождения, чтобы она в ответ пожелала ему счастья. Но здесь никто не говорил о днях рождения. Это было слишком по-детски. Это означало делать то, что делают обыватели. Торты и глупые обычаи. На его шестилетие Вэлентайн испекла торт. Он совершенно не удался, и это было ужасно. Теперь никто не умеет печь, и то, что Вэлентайн затеяла стряпню, было настоящим сумасшествием. После этого все ее долго дразнили, но он спрятал маленький кусочек в своем шкафу. Затем с него сняли монитор, и он уехал, и, скорее всего, этот кусочек все еще лежит в его шкафу. Маленькая кучка жирной желтой пыли. Никто из солдат никогда не вспоминал о доме. Словно до Боевой школы ни у одного из них просто не было жизни. Никто не получал писем, и никто не писал их. Все делали вид, что им это совершенно безразлично.
«Но мне не безразлично, — думал Эндер. — Я здесь только для того, чтобы чужак не смог выстрелить в глаз Вэлентайн, не смог на куски разнести ее голову, так же, как они разносили головы морских пехотинцев в видеофильмах о первых битвах. Не смог раскроить ей голову лучом, таким горячим, что ее закипевший мозг разорвет череп и выльется наружу, словно поднявшееся тесто, как это происходило в моих худших кошмарах, в те худшие ночи, когда я просыпался, и меня била дрожь, но я молчал, должен был молчать, чтобы никто не услышал, что я скучаю по своей семье, что я хочу домой».