Игра Эндера. Глашатай Мертвых

Эндер стер письмо, выбросил его из памяти, а затем вызвал личную игру. Он не смог бы объяснить, почему ему вдруг захотелось снова сыграть в нее, захотелось снова дойти до Конца Света, и он не терял времени зря по дороге туда. И лишь когда он уютно устроился на облаке, низко скользящем над осенними красками умиротворенного мира, только тогда он вдруг понял, что ему было более всего ненавистно в письме Вэлентайн. В нем говорилось только о Питере. И о том, что он совсем на него не похож. Это были те самые слова, которые она говорила ему чаще всего, когда держала его в своих руках, успокаивая в то время, как он дрожал от страха и ненависти после издевательств Питера. И письмо говорило только об этом.

И это было то, что они просили ее написать. Эти мерзавцы знали обо всем, и они знали про Питера в зеркале в одной из комнат замка, и Вэлентайн стала еще одним орудием, которое они использовали для более полного контроля над ним. Еще один их фокус. Динк был прав, врагами были они, они ничего не любили и ни о чем не заботились, и он не собирается делать то, что они от него хотят, он твердо решил не делать для них ничего. У него было единственное нетронутое воспоминание. Оно было всем, что у него было, и эти мерзавцы втоптали его в грязь — и теперь все кончено, он не собирается больше играть в их игры.

Как всегда, в башне его поджидала змея, расплетающая себя из коврика на полу. Но на этот раз Эндер не стал ее топтать и размазывать по полу. На этот раз он поймал ее голыми руками, встал перед ней на колени и осторожно, очень осторожно, поднес ее зияющую пасть к своим губам.

И поцеловал.

Он не собирался этого делать. Он хотел, чтобы змея ужалила его в рот. Или может быть он хотел съесть змею живьем, как это делал в зеркале Питер: подбородок в крови и змеиный хвост, торчащий между губами. Но вместо этого он ее поцеловал.

И змея в его руках стала толстеть и приобретать другую форму. Человеческую форму. Это была Вэлентайн, и она поцеловала его в ответ.

Змея не могла быть Вэлентайн. Он так часто убивал ее в прошлом, что она никак не могла быть его сестрой. Но, с другой стороны, Питер так часто пожирал ее, что это было вполне вероятным.

Чего же они все-таки хотели от него получить, давая прочесть ее письмо? Ему было все равно.

Она поднялась с пола и подошла к зеркалу. Эндер заставил свою фигурку подняться и последовать за ней. Они стояли перед зеркалом, где вместо жестокого отражения Питера они видели дракона и носорога. Эндер протянул руку и дотронулся до зеркала; стена вдруг открылась, и они очутились на широкой, покрытой ковром лестнице, ведущей вниз. Все пространство внизу было запружено ликующим народом. Вместе, рука в руке, он и Вэлентайн стали сходить вниз. Его глаза наполнились слезами, и это были слезы облегчения от того, что он наконец-то вырвался из этой комнаты на Конце Света. И эти слезы помешали ему заметить, что каждый человек в толпе имел лицо Питера. Но для него было важно лишь то, что Вэлентайн будет с ним, куда бы он ни отправился в этом мире.

Вэлентайн прочитала письмо, которое вручила ей доктор Лайнберри. «Дорогая Вэлентайн, — говорилось в нем, — мы благодарим Вас и вручаем Вам эту награду за Ваш вклад в защиту человечества. Этим письмом мы уведомляем Вас, что Вы награждены Звездой Порядка Лиги Человечества первой степени, которая является высочайшей военной наградой, вручаемой гражданскому лицу. К сожалению, Служба Безопасности МФ запретила оглашать это событие до успешного окончания текущих военных действий. Но мы хотим сообщить Вам, что Ваши усилия привели к полному успеху.

С уважением, генерал Симон Леви, Стратег».

После того, как она прочитала письмо дважды, доктор Лайнберри забрала его:

— Мне было приказано дать его тебе прочитать, а затем уничтожить.

Она достала из ящика зажигалку и подожгла письмо. Оно горело ярко, пока не превратилось в горстку пепла в пепельнице.

— Хорошие или плохие новости? — спросила директор.

— Я продала своего брата, — сказала Вэлентайн. — И они мне за это заплатили.

— Немного мелодраматично, Вэлентайн, не так ли?

Не отвечая, Вэлентайн направилась в свой класс. Этой ночью Демосфен подверг уничтожающей критике закон ограничения народонаселения. Людям надо разрешить иметь столько детей, сколько они хотят, а лишнее население должно быть отправлено в другие миры, чтобы расселить человечество по всей Галактике с тем, чтобы никакие катастрофы, никакие вторжения не могли больше грозить человечеству полным исчезновением.

— Самое благородное имя для любого ребенка, — писал Демосфен, — Третий.

«Ради тебя, Эндер», — твердила она про себя все время, пока писала.

Питер рассмеялся от удовольствия, когда прочитал это.

— Они не смогут игнорировать все это. Третий! Благородное имя! Да, у тебя весьма опасные наклонности.

Глава 10. ДРАКОН