Как-то раз мы возвращались после спектакля из Риги в Дубулты. С Олегом Павловичем сидела, как обычно, его группа – Валерий Фокин и Марина Неелова. А с Галиной Борисовной – Костя Райкин, Игорь Кваша и я. Надо сказать, что стиль вождения у прибалтийских шоферов был несколько иным, чем у наших. Не знаю, в чем причина: то ли общая культурная ориентация на Германию и Скандинавию, то ли более спокойный темперамент, то ли не столь давнее вхождение в состав СССР. Но они по тем временам ездили аккуратно, соблюдая правила и не превышая скорость. И с большим удивлением, а порой и явным осуждением, реагировали на наших лихачей. А для Галины Борисовны само слово «разметка» было синонимом выражения «ущемление личных свобод».
И вот, едем мы из Риги в сторону Юрмалы. Галина Борисовна, в очередной раз переехав сплошную, сильно подрезала какого-то латыша. Латыш аккуратно по соседней полосе догнал нас у перекрестка. И сделал укоризненное лицо. Это вполне невинное действие сильно задело Галину Борисовну – если бы только прибалт знал, какие слова она произнесла в его адрес! Мы – Кваша, Райкин и я – просто отпали. Машина тронулась. Наивный латыш посчитал, что инцидент исчерпан. Зато Галина Борисовна вовсе так не посчитала. Она стала ехать параллельно с ним, создавая ему помеху справа. Наконец, до него дошло, что это настоящее преследование. И начался классический дорожный поединок. Он пытался обогнать, но она прибавляла скорость еще больше. Он что-то выкрикивал – кажется, грозился вызвать милицию. Когда они оба шли на хорошей скорости, Кваша зачем-то сказал:
– Галя, а слабо сейчас – руль резко влево?
Галина Борисовна тут же повернула руль влево и снесла латыша с дороги. Остановилась. Латыш вышел из машины в полном изумлении. Галина Борисовна сказала: «Хотел милицию – вызывай». Приехала милиция. Галина Борисовна своей вины не отрицала. И потом заплатила по полной программе за ремонт чужой машины. Но была собой чрезвычайно довольна. Не знаю, жив ли еще этот латыш, но уверен, что он всегда помнил эту встречу с русским режиссером. По крайней мере, он точно имел личную мотивацию для выхода Латвии из СССР.
Как я бросил курить
Первую в своей жизни репетицию, будучи студентом Ленинградского университета, я провел в 17 лет. Незадолго до этого отрастил бородку и купил в спорттоварах свитер, примерно как у Хемингуэя. Сел за режиссерский столик. И сказал:
– Внимание, начинаем репетицию!
И тут почувствовал – чего-то не хватает. Вспомнил все фото великих режиссеров, Товстоногова, которого лично видел. И догадался – не хватает только сигареты. Затянувшись, понял, что теперь я режиссер и начал ставить спектакль.
С тех пор прошло 10 лет. Все годы я безумно курил. За это время успел покинуть многие учебные заведения Ленинграда, закончил ГИТИС и работал режиссером «Современника». 1976 год. «Современник» отмечает 30-летие. Олег Николаевич Ефремов, Татьяна Лаврова, Олег Даль, Валентин Гафт, Евгений Евтушенко, Андрей Вознесенский – все прямо на сцене сидят, выпивают, курят. И я в том числе. В это время спектакль «1945» я выпускал с Давидом Боровским. Мы с Давидом Львовичем сидим рядом за одним столиком. Вдруг вижу: в пол-оборота ко мне стоит та, которая всегда была идеалом женственности, поэтичности, изящества, хрустальной женской красоты! А голос, который ни с каким спутать было невозможно… Бэла Ахмадулина! Я впервые видел ее живьем. Если бы мне предложили отдать жизнь за одну встречу с ней, как в легенде о Клеопатре, я бы сделал это, не задумываясь! Небожительница. Вижу, что она разговаривает с Валентином Никулиным. В полном обалдении, чему способствовал алкогольный градус, в ощущении, что воочию вижу богиню, я двинулся к ним. Когда подошел близко, она развернулась. У богини к губе приклеилась сигарета, изо рта шел жуткий вонючий дым, по сигарете текла слюна и она была отвратительна. Никулин говорил ей: «Бэээээла», она ему отвечала: «Вааааааля», и казалось: что они сейчас будут блевать друг на друга.
Я в ужасе отступил, сел опять рядом с Боровским. Боровский взглянул на них, на меня, все понял и сказал:
– Думаю, мы выглядим не лучше…
Я погасил сигарету. Как-то внезапно протрезвел. Ушел в общежитие.
Наутро репетиция. Сел за свой режиссерский столик. Рядом Боровский. Привычно включил лампу, привычно достал пачку сигарет, зажигалку. Сказал:
– Начинаем!
И в этот момент сообразил:
– Давид Львович, вы представляете, я не курил со вчерашнего вечера.
Боровский сказал:
– Странно, я тоже.
С тех пор я никогда больше не курил. Запах дыма раздражает меня хуже других запахов в жизни. Любой табачный дым хуже ядерного взрыва. Я – ярый борец с курением.
Как Пушкина хоронили в Индии