Игра и мука

Спектакль публике очень понравился – нам устроили грандиозную овацию. На следующий день пришли в огромном количестве критики, журналисты, телевидение, продюсеры, интенданты из разных парижских театров. Зал теперь уже был переполнен. Но Кардена не было видно. На мой вопрос месье Монпасье указал на ложу, плотно задернутую бархатом. Как я понял, месье Карден незаметно подглядывал из нее на сцену, не выдавая своего присутствия.

На третий день, мы чувствовали себя звездами Каннского фестиваля: красная дорожка, фотовспышки, приветствия толпы. У входа стоял сам Пьер Карден – седой элегантный красавец. Он приветствовал меня так сердечно, что казалось, будто мы знакомы всю жизнь и вот встретились наконец-то после двухнедельной разлуки. С нами была переводчица. Но Карден стал говорить по-английски. Прозвучало хорошо знакомое мне слово Seagull (я ставил «Чайку» в Америке), и меня черт дернул пошутить по-английски.

Указав на галстук, я спросил что-то типа:

– From Карден?

Он сильно напрягся и схватился за галстук.

Я не унимался – повторяя:

– Your tie – from Карден?

Тут уже все как-то напряглись, никто не смеялся, шутка явно не удалась.

Зато Карден сказал:

– Я вчера смотрел спектакль, посмотрю и сегодня. А на завтра я пригласил министра культуры Франции.

На следующий день пришел министр. Три дня подряд программа «Время» Первого канала давала репортажи о наших гастролях. На последний спектакль зрители спрашивали лишний билет. Это был триумф.

После последнего спектакля мы с директором пришли в контору, где нам дали ведомость. Наступил момент выплаты заработанных денег. Стали просматривать списки. Наконец, дошли до Анны Зозо, которая в тот момент работала в театре завлитом. Менеджер Кардена месье Монпасье, занимавшийся бухгалтерией, с удивлением спросил:

– Да, вот возник вопрос по этому участнику. Почему он должен получить такие огромные деньги?

Мы вгляделись в ведомость: фамилию Зозо случайно внесли в графу «сумма» – получилось 3030 евро.

Пьер Карден поручил месье Монпасье подготовить контракт на следующие гастроли и новую постановку. Месье Монпасье пригласил меня в контору. Это была узкая комната, от пола до потолка заваленная папками, амбарными книгами, документами, буклетами, проспектами. Огромная гора. Мы с переводчицей с трудом сели, теснясь друг к другу. Он стал выяснять, что я мог бы поставить из русской классики. И вдруг ему понадобилась какая-то бумажка. Он встал на стремянку, с трудом втиснув ее между столом и горой, и стал что-то доставать. А дальше произошло нечто, что в какой-нибудь кинокомедии даже не решились бы применить – уж очень банально. Гора начала рушиться и заваливаться на него. Он стал хвататься руками за воздух и падать вместе со стремянкой. Книги и папки засыпали его с головой. Поднялся невероятный столб пыли. Мы замерли. Затем раздался стон. Когда пыль рассеялась, мы откопали Монпасье: он был в шоке, разговор не продолжился.

Мы вернулись в Москву. Потом был обмен электронными письмами, звонками, мы даже еще раз приехали в Париж – обсуждали идею постановки спектакля где-то на природе. Но все это ничем не кончилось. Наш проект мистически погиб под рухнувшими папками в кабинете мсье Монпасье.

Таганка, да не та

В разделившемся после ухода Юрия Любимова театре на Таганке возникло два театра. Один – «Содружество актеров Таганки» – возглавляет народный артист СССР Николай Губенко. А второй – сохранивший исконное название Театр на Таганке – Ирина Апексимова. Первый хранит некие традиции. Второй – реализует идеи актуального театра. И на самом деле, очень сложно сказать, какой из них ближе к любимовской Таганке: в свое время этот театр как раз и славился тем, что ломал традиции и создавал нечто новое. Скорее всего, к Таганке Юрия Петровича Любимова не имеет уже отношения ни тот, ни другой. Но рассказ не об этом.

25 января 2018 года в день рождения Владимира Высоцкого на сцене театра на Таганке (который «апексимовский») назначили превью нового спектакля – «Беги, Алиса, беги», мультижанровая, совершенно авангардная работа, основанная на песнях Высоцкого, которую сделали хедлайнеры актуального театра: драматург Василий Печейкин, режиссер Максим Диденко, художник Мария Трегубова и др. Спектакль этот, кстати, получил впоследствии «Золотую Маску». На показ пригласили актрису Ингеборгу Дапкунайте, которая с этой же командой уже работала в спектакле «Цирк» в театре Наций. В антракте Максим Диденко пытается найти Ингеборгу среди зрителей. Но – тщетно. Ее нет. Впрочем, народу много, дел еще больше, и режиссер фокусируется на творческом процессе. После спектакля он опять-таки не обнаруживает актрису среди публики. И звонит ей. Дапкунайте берет трубку.

– Ты где?

– Вот, выхожу со спектакля.

– Почему выходишь? Почему не подошла к нам?

– Я пыталась, но никого из вас не нашла.

– Странно… Ну как тебе?

– Знаешь, очень необычно. Конечно, я понимаю, что все это такой стеб… Но как-то пока это поймешь, кажется что это вообще не ты сделал.

Тут Диденко начинает что-то подозревать.