Игра Канарейки (СИ)

Или Эльзе показалось?

– Будешь здесь до утра куковать? – Ольгерд взглянул на «кабаниху».

– Да. Я ещё посижу.

– А если утром в путь?

Эльза подняла взгляд на атамана. Тот, кажется, только в голос не смеялся.

– Не долго мне теперь быть бессмертным, – вдруг посерьёзнел он. – Нужно найти мне замену. А там уж как решит новый атаман.

Ольгерд легко провёл рукой по голове эльфки, открыл острое ушко.

«Кабаниха» должна была бы начать волноваться, но водка делала своё, и Эльза почувствовала какую-то невозможную нежность, исходившую от атамана. Таким она его никогда не видела и понимала, что едва ли ещё увидит.

– Не думай об этом слишком много, – сказал Ольгерд, вставая с лавки и подхватывая Канарейку. Он унёс её в комнату и закрыл ногой дверь.

Эльза уронила голову на руки и задумалась.

Ольгерд уложил эльфку на кровать, накрыл тонким шерстяным пледом. Опустился на пол, переложил все книги с постели к стене, в сторону. Попытался встать, но голова резко закружилась, и Ольгерд снова осел на пол, опираясь локтём на край матраса.

Кунтуш стал душить и давить, атаман расстегнул пояс, провёл ладонью по лбу.

Пьяная свинья. Что ещё ты собирался выболтать?

Канарейка схватила его ладонь, переплела их пальцы. Атаман посмотрел на неё. Спит.

Ольгерд сначала хотел вытащить свою руку, но остановил себя, замер, глядя на мирную беззащитную убийцу, дышавшую тихо, глубоко. Прислонился спиной к низкой стенке кровати, откинул голову назад, на матрас.

Тучи разошлись в разные стороны, дали дорогу лунному свету. Он мягким квадратом падал на пол, в окно заглядывало созвездие Единорога.

Ольгерд пытался понять самого себя – зачем он пытался целовать её в саду? Он хотел проверить? Что? Или кого? Её? Себя? Не ожило ли каменное сердце? Сможет ли оно ответить на неё?

Кретин.

Канарейка была сильной и умной девушкой, только она могла позволить себе ударить его или приставить нож к его горлу. Только ей он мог это простить. Она достойна того, чтобы ей не давали повода обманываться.

У неё были холодные руки. И мягкие. Странно для образа жизни, который она вела.

Когда он в последний раз держал кого-то за руку? Наверное, это была Ирис. Значит, очень давно.

Канарейка во сне крепче сжала пальцы атамана, будто боялась, что он сейчас уйдёт.

Но уйти сейчас было бы слишком сложно. Почти невозможно.

Атаман закрыл глаза. Спокойная и тихая реальность уступила место кошмарам.

Канарейка проснулась рано – солнце ещё не успело высушить росу на траве. Эльфка не без удивления обнаружила спящего сидя возле кровати Ольгерда, укрыла его пледом и вышла в зал.

Чертовски хотелось есть.

Вольная реданская компания ещё дрыхла по койкам.

Канарейка вошла в маленькую комнату, где хранилась вся провизия, полазала по ящикам и шкафчикам, достала себе краюху твердоватого хлеба, выпила залпом две большие чарки воды. Взяла хлеб и вернулась в зал, опустилась за стол у окна, открыла створку так, чтобы солнце грело руки и лицо.

Ела эльфка долго и неторопливо, каждый кусочек задумчиво пережёвывала, глядя на пустой тракт и серые столбики дыма, выпускаемые Оксенфуртом.

Вскоре идиллию прервал стук копыт, нетерпеливое ржание и седая голова, промелькнувшая под окном.

– Ты когда-нибудь спишь? – улыбнулась Канарейка вошедшему в дом ведьмаку.

Геральт положил на стол фиолетовую розу, опустился на лавку напротив.

– Я делаю это не так долго, как люди.

Эльфка отщипнула от своего хлеба половину и протянула её ведьмаку. Тот благодарно кивнул, вцепился в неё зубами.

– А ведь и правда, ты чудовищно удобный. – Канарейка улыбнулась, опустила голову на руки. – Люди скажут, что ты человек, старшие расы – что от человека у тебя меньше, чем у гнома. А главное, ты ничему не сопротивляешься.

Эльфка притормозила, выразительно взглянула на Геральта. Тут же поймала себя на том, что вчерашний хмель выветрился не до конца. Ведьмак не понял, зачем она вообще подняла эту тему, но знал, что обычно она ничем хорошим не заканчивается, поднапрягся.

– Правда, при этом в эльфских гетто ты слишком похож на человека, во дворцах и залах напоминаешь нелюдя, – продолжала эльфка. – То заводишь дружку со Магистром Ордена Пылающей Розы, то вместе с бывшим офицером Врихедда борешься за Верген…

– И что? – спросил Геральт. Отцепил от пояса флягу, положил её на стол. Канарейка протянула руку, открутила крышку и сделала порядочный глоток выдохшегося краснолюдского спирта.

– А я – эльфка и эльфка. Чтобы не быть эльфкой, мне надо стать кем-то ещё.

– А ты хорошо вчера провела время с ребятами Ольгерда?

Канарейка в ответ на его сарказм сделала такое лицо, что ведьмак сразу понял, что эльфка уже давно хотела поговорить с ним именно на эту тему. Он выдохнул.

– На всех похож, а в итоге и те, и другие называют уродом. Я привык, мне всё равно. Иногда ведьмаков сравнивают с чародеями потому, что у нас есть Знаки. Но чародеи полезнее. Они двигают политику, лечат больных, устраивают войны. Ведьмаки убивают чудовищ, а кметы очень быстро об этом забывают – как только деньги оказываются у моего брата.