Игра королев. Женщины, которые изменили историю Европы

Существует также спорный вопрос о министрах Марии. Иногда высказываются сожаления, что Мария не располагала столь одаренным министром, каким был Сесил у Елизаветы. Это не совсем так: в лице Уильяма Мейтленда Летингтонского она имела «Мишеля Уайли», шотландского Макиавелли, который станет одним из ее главных министров. Мейтленд, как лорд Джеймс, исповедовал протестантство, и его стремление к налаживанию отношений с Англией в итоге приведет его к конфликту со своей королевой, хотя в первой половине правления Мария сама смотрела в сторону Англии.

После смерти супруга Франциска II Мария Стюарт сказала графу Бедфорду, который принес ей письмо Елизаветы с соболезнованиями, что Елизавета «показывает себя доброй сестрой, в чем она [Мария] очень нуждается». Она то и дело повторяла, что они с Елизаветой (как она писала о Марии Тюдор) две правительницы «на одном острове, говорят на одном языке, самые близкие родственницы, что есть друг у друга, и обе королевы». Она так и не поняла, что, хотя Елизавета говорила Мейтленду, что «обязана» любить Марию («потому что она ближе всех мне по крови»), для англичан вопрос о правах Марии на английский престол являлся – и останется – большой угрозой.

Именно поэтому Елизавета, когда ее попросили обеспечить Марии безопасный путь домой через ее королевство, а не рисковать в путешествии морем, отказала в просьбе, несмотря на то что Мария утвердила Эдинбургский договор, заключенный Елизаветой с шотландскими лордами. Характерно, что потом Елизавета передумала и предложила необходимое сопровождение, но только слишком поздно. Уильям Мейтленд, всегда стремившийся сохранить место Марии в будущем английском порядке наследования престола, очень старался, как и сама Мария, устроить личную встречу двух королев, что, по его словам, «принесет нам спокойствие на их времена». Встреча так никогда и не произойдет, хотя писатели часто ее придумывали, а Мария будет продолжать молить о ней почти до смертного дня.

Мария Стюарт высадилась в Лите 19 августа 1561 года. Через две недели состоялась приветственная церемония при ее официальном въезде в Эдинбург, которая наводила на мысль об искренней радости народа от возвращения королевы вкупе с яростным отторжением католической мессы. Нельзя сказать, что народ был настроен враждебно, но на этом настаивали такие люди, как протестантский реформатор Джон Нокс.

В первый воскресный день Марии в Холируде ее мессу в личной капелле прервала шумная демонстрация. Королева вызвала Джона Нокса и вступила с ним в спор по поводу его утверждения, что женщина-правитель – это «чудовище по природе». В представлении Нокса учтивый ответ выглядел так: «Если королевство не беспокоит правление женщины, и люди его одобряют, я не должен больше запрещать… а буду тоже согласен жить при Вашей Милости, как святому Павлу пришлось жить при Нероне».

«Полагаю, мои подданные должны подчиняться вам, а не мне», – сказала ему Мария, сумев дождаться его ухода, прежде чем разразиться слезами. Неудивительно, что английский посол Томас Рандольф заметил то, что станет обычным явлением в жизни Марии; расстройство здоровья, которое он назвал одним из «внезапных взрывов чувств», овладевавших ею «после больших обид или несчастий».

Когда Мария Стюарт назначила состав своего первого совета, он включал в себя разных людей. Семь из 12 человек были протестантами. Томас Рандольф сообщал: «Я вижу, лорд Джеймс и землевладелец из Летингтона Мейтленд пользуются наибольшим доверием… Она терпеливо выслушивает и со многим мирится». Мейтленд писал Уильяму Сесилу в Англию, что «королева, моя госпожа, ведет себя настолько сдержанно во всех отношениях, как только мы здраво могли рассчитывать», добавив, что она «действительно проявляет мудрость, нехарактерную для ее возраста». Он думал, что «королева, ваша правительница [Елизавета], будет способна сделать многое в отношении ее вероисповедания, если когда-нибудь они наладят близкие дружеские отношения». На встречу королев по-прежнему горячо надеялась Мария.

В начале весны 1562 года планирование встречи летом в Йорке зашло так далеко, что договорились об учреждении пункта обмена валюты, чтобы менять шотландские деньги, и согласовали, что Мария Стюарт может привезти с собой тысячу человек свиты и приватно молиться. Это было выгодно для обеих сторон. Благоприятное мнение Елизаветы утвердило бы положение Марии в глазах ее протестантских подданных, а также поддержало бы надежду на престолонаследие. При этом ценность Марии для Елизаветы Тюдор тоже была высока. Ее соперница в английской линии престолонаследия леди Кэтрин Грей, сестра девятидневной королевы леди Джейн, недавно испортила свою репутацию, тайно вступив в брак с графом Хартфордом[72].

Однако план встречи в Йорке провалился при известии о резне в Васси, где люди герцога де Гиза убили много гугенотов. В последовавшей за этим событием Первой гугенотской войне Елизавета выступила на стороне гугенотов, надеясь вернуть Кале, потерянный из-за расположения сестры Марии к Испании.