Игра королев. Женщины, которые изменили историю Европы

«Я всегда трудилась ради продвижения [новой веры]», – заявила впоследствии Жанна д’Альбре в своих мемуарах. Супруг, «утратив то рвение, с которым он относился к вере, стал для меня острой занозой, не скажу, что в ноге, а прямо в сердце». Сама Жанна, напротив, «никогда не сходила со своего пути». Венецианский посол писал, что она «день и ночь» изводила Антуана, а он старался заставить ее по крайней мере внешне соблюдать общие правила. Не имея разрешения проводить кальвинистские богослужения в своих покоях, Жанна отправилась на службу в дом Конде. Антуан преградил ей дорогу, когда она садилась в карету, и перебранка была «такой громкой, что в замке могли слышать все».

Когда и так слабое здоровье Жанны д’Альбре ухудшилось, Антуан сменил тактику и стремился дистанцироваться от нее. Через год после перехода жены в новую веру он открыто выступил даже против мер терпимости, которые тогда предлагала Екатерина Медичи. Он публично заявил о своем решении «жить в самой близкой дружбе с Гизами». Его брат Конде тем временем займет прежнее место Антуана в качестве лидера находящихся под угрозой гугенотов. Между тем весной 1561 года антипротестантский союз Гизов и Монморанси получил поддержку Испании, императора и папы: сложилась всецело мужская тайная организация, в которую участники жаждали вовлечь и Антуана.

Екатерина Медичи, напротив, энергично занималась организацией Конференции в Пуасси. Конференция состоялась летом того года, но попытка урегулировать религиозные разногласия оказалась тщетной. Королева объявила амнистию за все религиозные проступки, совершенные со дня кончины ее супруга, препятствовала участию французских священнослужителей в Тридентском соборе, положившем начало Контрреформации, однако терпимость Екатерины была лишь прагматичной мерой с целью сохранить монархию сына. Как она писала своему недовольному зятю Филиппу Испанскому, опыт последних десятилетий во Франции научил, что «применение силы только способствует усилению и размножению [этой заразы], поскольку вследствие жестоких наказаний, постоянно применявшихся во Французском королевстве, к новой вере примкнуло безграничное количество бедных людей».

Эдикт Екатерины от января 1562 года позволил протестантам отправлять свои религиозные обряды, но только за пределами городских стен. Однако это решение было с ужасом встречено католиками внутри Франции и в зарубежных католических державах, несмотря на постоянные заверения королевы в том, что она и ее дети «желают жить в католической вере и послушании Риму». Парижский парламент поначалу отказался ратифицировать указ, в своем официальном возражении подчеркнуто связав отказ с женским полом Екатерины. «Законы и Божии, и светские утверждают, что женщина священными узами связана со своим супругом, а дети – со своим отцом, что значит – вся семья принадлежит к тому же вероисповеданию, что и отец семейства»; то есть к той вере, которой следовал Генрих II. Отступление от соблюдения этого закона, по их словам, порождает «только ссоры, ненависть и противоречия». Сама Екатерина сознательно и демонстративно исполняла с детьми все католические обряды.

Дочери Изабелле, супруге Филиппа, Екатерина написала, чтобы та не обращала внимания ни на какие слухи: «Я не собираюсь менять свою жизнь, свою веру и что-либо еще. Я такая, какая есть, чтобы сохранить твоих братьев и их королевство». Однако Жанна д’Альбре была из другого теста. Когда Екатерина Медичи попросила Жанну умерить свой протестантский пыл, она бескомпромиссно ответила: «Мадам, если бы в моих руках был мой сын и все королевства на земле, я бы скорее бросила их на дно морское, чем отказалась от спасения своей души».

Екатерина Медичи не сдалась. Она по-прежнему настойчиво добивалась дружбы Жанны д’Альбре. Когда Жанна готовилась покинуть французский двор весной 1562 года, Екатерина держала ее возле себя, пока она с сыном принимала иностранных послов; они даже вместе ездили в Париж за покупками, «одетые как городские дамы, в простых головных уборах». Действительно, Екатерина помогала Жанне до такой степени, что Елизавета Тюдор имела основания давать Трокмортону указания «поощрять королеву-мать, королеву Наваррскую и принца Конде проявлять свою непреклонную решимость [и сообщить] о ее намерении поддерживать их».

Однако дальше было невозможно сопротивляться требованиям Антуана и испанского посла удалить Жанну от французского двора. У нее забрали сына Генриха, чтобы под присмотром отца его обучали консервативные католические наставники. Жанне позволили проститься с сыном, и она сказала ребенку, что если он когда-нибудь пойдет на мессу, то она лишит его наследства – так рассказывал кардинал Феррары. Восьмилетнего мальчика на несколько месяцев оставили в покое, но в итоге, как и ожидалось, он появился на мессе с отцом и королевской семьей. К этому моменту градус религиозного конфликта достиг тревожных значений.