Игра (ЛП)

  — Вам будет удобнее, если я объясню, как я вас нашел? — спросил Мьюир, как только официант ушел. Она осторожно отхлебнула дымящийся эспрессо. — Проктер решил, что вы захотите это знать.

  'Я уже знаю.'

  'Как?'

  Виктор молчал и пил кофе. Он получил травму верхней части левого уха после окончания контракта до Кои. Проктер с его значительной силой и пониманием событий и виновных в травме мог легко выяснить подробности. Он достаточно знал о Викторе, чтобы понимать, что заметный шрам его не удовлетворит. Учитывая необычный характер травмы, для суперкомпьютеров и аналитиков было бы относительно простой задачей просеять записи пациентов косметических хирургов в поисках человека, соответствующего его описанию.

  Мьюир сказал: «Проктер только что сказал мне сказать «ваше ухо». Больше он мне ничего не сказал.

  Виктор кивнул.

  «Ты наш третий из четырех ушей», — продолжил Мьюир. «Сегодня я уже третью неделю подряд выслеживаю мужчин, перенесших косметическую операцию на ухе за последние двенадцать месяцев».

  — Проктер — хороший босс.

  Мьюир кивнул. 'Конечно. Он лучший.'

  — Хотя я полагаю, что он не сказал тебе, что делает это, он заботится о тебе. Есть веская причина, по которой он предоставил вам абсолютный минимум информации обо мне. Вы знаете, почему это так?

  Она снова кивнула. — Значит, вы не считаете меня обузой.

  «Большинство людей не были бы так осторожны. Они бы даже не подумали об этом. Виктор отхлебнул из своей маленькой чашки. «Вы должны послать ему открытку, если вы еще этого не сделали».

  — Я послал цветы.

  — Последняя жертва Феликса Кои, — начал Виктор, кивнув. — Когда вы говорите, что он был дипломатом в Йемене, вы на самом деле имеете в виду, что он был неофициальным агентом ЦРУ под прикрытием, верно?

  Она немного поколебалась, затем сказала: — Это засекречено.

  — Конечно, мисс Мьюир. Виктор допил остатки эспрессо и поставил чашку обратно на маленькое блюдце. — И поэтому я боюсь сказать, что вы зря потратили последние три недели. Потому что одна вещь обо мне, которую Проктер должен был недвусмысленно прояснить, — это моя нетерпимость к сокрытию важной информации. Возможно, если вы хотите узнать больше о том, почему я так непреклонен в этом конкретном вопросе, вы можете спросить своего босса. Он знает.' Виктор встал. «Спасибо за кофе. Было очень вкусно.'

  ДВЕНАДЦАТЬ

  Андорра-ла-Велья, Андорра

  Мужчина со светлыми волосами песочного цвета наблюдал. Он наблюдал весь день. Он будет смотреть в ночь. Он будет смотреть на следующий день. Может быть, даже на следующий день после этого. Ничего, кроме наблюдения.

  Некоторым не понравилось смотреть. Им надоело это однообразие. Они стали самодовольными. Они стали раздражаться. Они упустили детали. Они не сделали работу, которую должны были. Они были ленивы.

  Не мужчина со светлыми волосами. Он не скучал. Он бы не стал раздражаться. Он никогда не был ленив. Он сохранял концентрацию в любой час. Как бы долго он ни наблюдал. Независимо от обстоятельств. Так и должно было быть, даже если так было не всегда. В молодости ему не хватало терпения. Он жаждал волнения. Такова была глупость юности. Теперь он мог ценить более спокойные моменты жизни. Он ценил их, потому что они были очень редки и поэтому очень ценны. Да, он любил смотреть.

  Смотреть было так просто, но для этой простоты не требовалось ни малейшего умения. Любой зрячий мог наблюдать. Однако успешно наблюдать означало остаться незамеченным в ответ. Мужчина со светлыми волосами цвета песочного цвета знал, что его нельзя не запомнить. У него было достаточно высоты и широты, чтобы выделиться. Его лицо имело острые черты. Его глаза навсегда отпечатывались на каждом, кто заглядывал в их глубины. Тем не менее, несмотря на его бросающуюся в глаза внешность, он окутывал себя плащом мирского, за которым мало кто мог надеяться заглянуть.

  Живописное место и солнечный свет делали наблюдение внешне более приятным, чем могло бы быть, но приятная температура и окружающая среда были для него совершенно не важны. Это не имело бы никакого значения, если бы он лежал на промерзшей земле, а все его тело было покрыто дюймом снега. Он получал удовольствие от наблюдения, а не от обстоятельств вахты.

  Буйная стая голубей хлопала крыльями и толпилась перед его ногами, так жаждая хлеба, который он им бросал, что они проходили под его ногами и между его ногами. На его коленях лежал багет, испекшийся этим утром и источавший самый чудесный из домашних ароматов.