Игра мудрецов

Дальше Генри услышал песни о невезучем мастере-поваре, старом медведе-зануде и превратностях судьбы поросенка по имени Любимчик, а также азбуку в стихах. Сразу было ясно, что Эдвард не обновлял свой набор песен с тех пор, как ему было восемь, но Генри не жаловался. Ему вдруг показалось, что такое уже было когда-то, – он лежал в кровати, а кто-то пел ему. Женщина, понял он. Женщина с тихим, хрипловатым голосом.

– Теперь вместе, – решительно сказал Эдвард пару песен спустя. – Кстати, насчет дрозда-разбудильника: чтобы он перестал злиться, надо любезно попросить у него прощения и спеть с ним дуэтом. Он это обожает, если сказки не врут. Не так я себе представлял подвиги, но уж ладно, поехали. «Жил-был в лесу зайчонок, мечтал он волком стать, но не было силенок врагов своих кусать. Однажды он проснулся и…»

Сначала Генри просто шевелил губами, потом запел громче. Ощущение, что он улитка с разбитым панцирем, которую поливают кипятком, отступало все дальше. К тому времени когда на горизонте начало проясняться, он уже выучил наизусть всю рифмованную ерунду, которой была набита голова Эдварда, и убедился, что Сван был далеко не худшим поэтом в королевстве.

Потоки воды превратились в редкие капли, а вскоре исчезли и они. Синяя полоса на горизонте ширилась, будто расталкивая тучи во все стороны, показалось рыжее вечернее солнце, от которого Генри чуть не ослеп. В том, как сияла каждая травинка и каждая капля воды, было что-то ошеломительное, – как будто, сколько бы ты ни жил, такой момент никогда больше не повторится. Горы, только что смертельно опасные, сейчас были удивительными и мирными, и от этого Генри хотелось поговорить о чем-то, о чем он говорить не умел, – о красоте, о смерти и страхе. Но он молча встал и отдал Эдварду вещи, а тот молча начал седлать коней.

Путь, которым они сюда добрались, Генри уже не нашел бы, но неожиданно быстро отыскал другой. Эдвард без вопросов ехал за ним, предоставив ему право выбирать дорогу, – он был больше занят тем, что прямо на ходу выливал воду из сапог и отжимал волосы.

Генри понял, что они спустились с гор правее, чем надо, когда увидел на пологом, уже переходящем в равнину склоне зеленоватую полосу реки, которую видел на карте. Выходит, деревня Петера осталась далеко слева. Генри безнадежно посмотрел на небо. Солнце неумолимо клонилось к горизонту, а их путь удлинился еще на пару часов.

– Думаю, у нас будет время на легкий ужин перед битвой, – лениво протянул Эдвард. – А то на голодный желудок драться нет настроения.

– К закату мы не успеем даже полпути проехать.

– О, ты забываешь, что у нас за кони, – хмыкнул Эдвард. – Это самые чистопородные и самые тренированные скакуны в королевстве, мастера бега. Если дать им волю, они могут скакать раз в восемь быстрее, чем мы едем сейчас.

– А раньше ты не мог об этом сказать?

– Тогда ты бы загнал двух прекрасных животных. Что, скажешь нет? Ты останавливаться вообще не умеешь.

Тут Генри пришлось признать, что он прав.

– Нам крупно повезло, что эта равнина каменистая и не так уж сильно размокла, – продолжал Эдвард, внимательно глядя под копыта Болдера. – Для триумфальной скачки я предпочел бы землю посуше, но и так сойдет. Вот только я не уверен, что ты не вывалишься из седла.

– Я быстро учусь. Шагом еду теперь не хуже тебя.

– Самомнение у тебя тоже в отца?

– В этом мне до него далеко, – честно ответил Генри.

– Ладно, умник, слушай, два раза повторять не буду. Немного затяни стремена, приподнимись в седле, не нагибайся слишком далеко вперед и…

Следующие минут десять Эдвард потратил на объяснения, а Генри кивал, беспокойно поглядывая на солнце. Вершины гор были залиты теплым розовым светом, который прямо-таки кричал о том, что закат не заставит себя долго ждать.

– Ты вообще меня слушал? – утомленно спросил Эдвард, когда закончил.

– Сейчас увидишь, – сказал Генри и послал Снежка вперед: не только ударом в бока, но и поводьями, коленями, всем телом, всеми мыслями, – как велел Эдвард.

И едва не вылетел из седла, потому что Снежок рванул вперед так, будто весил не больше зайца. Генри однажды ехал галопом, но деревенские лошадки, на которых они убегали от Освальда, и близко не были способны на такое. Мокрая земля летела во все стороны, конь двигался так легко, что у него даже копыта ни разу не увязли.

Он думал, что Эдвард сразу вырвется вперед, но тот держался позади, разрешая Генри выбирать направление. На такой скорости перед глазами все сливалось, да и непонятно было, как заставить коня повернуть, если он мчится не туда, – но, к счастью, Генри взял правильный курс в самом начале, и этого оказалось достаточно. Сначала впереди появилось темное пятно, потом оно выросло, распалось на отдельные точки, и Генри чуть не засмеялся от облегчения, когда понял, что это деревня. Скачка его не вымотала, наоборот – он чувствовал прилив сил, восторг от скорости и смутную радость от того, что путешествие подходит к концу. С волшебным существом они как-нибудь договорятся, а потом он возьмет цветок памяти и вернет себе то, что каким-то непонятным образом умудрился забыть.