Игра на двоих (СИ)

Прости? Напугал? С отвращением чувствую, как глаза наполняются слезами. Злость перерастает в гнев и, когда я наконец отваживаюсь поднять взгляд, все, что видит ментор, — бушующую внутри меня ярость. Не говоря ни слова, я собираю остатки сил, отталкиваю его и быстрым шагом направляюсь к выходу из комнаты, ставшей вдруг слишком тесной для двоих. Хеймитч бросается вслед за мной. Напрасно. Его попытки задержать меня вызывают еще больший, уже неконтролируемый гнев. Вся злость и обида, что я хранила в глубинах сердца, вырываются наружу. Я подбираю все, что попадается под руку — ночник, кувшин с водой, фрукты из глубокой вазы, — и бросаю в шкаф, в дверь, в стену напротив. Иногда, к моему удовлетворению, получается задеть ментора.

Наконец Хеймитчу надоедает уворачиваться от летящих в его сторону мелких и крупных предметов интерьера. Он подлетает ко мне, хватает за плечи, что-то кричит — органы чувств меня подводят, и я не разбираю слов, —, а затем крепко обнимает. Не знаю, почему, но я моментально успокаиваюсь. Все эмоции исчезают, оставив после себя легкую грусть, усталость и чувство опустошенности. Три слова звучат слишком громко и отчетливо в истекающей кровью спальне, в этом жалком подобии нашего жестокого мира. Каждый звук бьется о стену и долгим и звонким эхом разлетается по комнате, залитой золотым светом теплого полуденного солнца.

— Я тебя ненавижу.

— Знаю. Это пройдет, — посмеивается Хеймитч, не выпуская подопечную из крепких объятий.

Мы стоим так не меньше часа: ментор прижимает меня к себе, осторожно гладит по волосам и шепчет что-то успокаивающее. Я прячу руки в карманы и безвольно опускаю голову ему на плечо. По лицу текут слезы, оставляя на щеках соленые дорожки.

— Обязательно было заходить так далеко?

— Нет. Я просто хотел показать тебе то, о чем пытался предупредить раньше. То самое «однажды», когда я потеряю контроль над собой и всем происходящим.

— Не играй со мной, — повторяю я. — Это слишком жестоко.

— Нет. Президент жесток. А я всего лишь порочен. У каждого есть свой порок — склонность, которая со временем перерастает в привычку. Эффи вечно обвиняет меня в пристрастии к алкоголю и в излишней вспыльчивости. Но она неправа. Это несущественные мелочи. Мой порок — ты. Я ничего не могу с этим сделать. Я не могу контролировать себя, когда ты рядом. Когда-нибудь — когда придет время — ты поймешь, что я чувствую. И простишь меня за все, что я сделал сегодня.

У меня хватает сил лишь на то, чтобы слабо кивнуть в ответ. Очень надеюсь, что ты прав, ментор.

Остаток дня и ночь пролетает незаметно. Я пытаюсь расспросить Хеймитча о том, как ему удалось проникнуть на аукцион, но тот жестом дает мне понять что эта комната — не лучшее место для разговоров на подобные темы.

— Тебе надо отдохнуть, — тихо замечает ментор, — Сложный выдался день.

Выразительно взглянув на мужчину и громко фыркнув, я забираюсь в кровать, сворачиваюсь клубочком и прикрываю глаза. Стоит Хеймитчу сделать шаг в мою сторону, как он удостаивается подозрительного взгляда. Понимая и принимая реакцию подопечной, ментор с печальной усмешкой на губах устраивается в кресле и, откинувшись на высокую спинку, закрывает глаза.

Очередной кошмар будит меня посреди ночи. Мне снится, будто на месте Хеймитча — сам Сноу. Я просыпаюсь с воплем ужаса и именем Президента на искусанных в кровь губах. Не говоря ни слова, ментор встает с кресла и ложится рядом со мной. Страх близости еще не прошел, но я не возражаю. Сейчас у меня нет на это сил. Мужчина кладет руку мне на плечо и привлекает к себе. Как обычно, этого хватает чтобы остаток ночи прошел спокойно. Я проваливаюсь в сон, словно в пропасть, которая манит меня мертвой тишиной, непроглядной тьмой и вечным покоем для уставшей души.

Мы возвращаемся в наш пентхаус на рассвете. Эффи и Цинна обнаруживаются в столовой. Стилист держит в руках кружку с чем-то дымящимся, но при виде меня ставит ее обратно на стол, не отпив ни глотка. Капитолийка рассеянно листает ежедневник. Стоит ей услышать посторонний шум, как она моментально отрывается от бездумного созерцания исписанных страниц. С удивлением замечаю, что она обращает тревожный взгляд не на меня, но на Хеймитча. Тот коротко кивает и улыбается краешком тонких губ. В глазах Эффи загорается огонек надежды, а из груди вырывается вздох облегчения. Я вижу в ее взгляде — слишком осмысленном для обитателя столицы — что-то еще, что-то новое, явно не присущее капитолийке. Восхищение? Ментор лишь самодовольно усмехается в ответ. Весь его вид можно описать одной фразой: «Ну, я же говорил!». Так и не поняв, что все это значит, я приветливо улыбаюсь Цинне, разворачиваюсь на каблуках и отправляюсь в душ. Кажется, они смогут разобраться во всем происходящем и без моего присутствия.