Игра на двоих (СИ)

Я оставляю парня любоваться светлеющим в преддверии рассвета небом и возвращаюсь к себе. Ментор уже ждет меня. Я молча подхожу к мужчине и, уткнувшись в широкое плечо, начинаю смеяться. Мой смех звучит беспечно, бессознательно и совершенно бессмысленно для тех, кто не знает, что значит быть ментором. Но это, конечно, не про Хеймитча. Он не смеется вместе со мной, догадываясь, чем все закончится. Я не могу остановиться до тех пор, пока смех не сменяют слезы. Я все крепче обнимаю ментора, не слыша, как хрустят его кости под моими, казалось бы, слабыми руками. Зная, что слова здесь не помогут, тот осторожно гладит меня по волосам. Моя истерика продолжается долго, до восхода солнца. На рассвете я наконец беру себя в руки и отправляюсь в ванную: у меня есть еще немного времени, пока Цинна и Порция одевают наших подопечных в серые балахоны и готовят к поездке на Арену. Хочу принять душ, но что-то удерживает меня. Я смотрю в зеркало на свои покрасневшие глаза, прокручивая в голове все откровения и признания, услышанные этой ночью. И, не в силах справиться с внезапным приступом раздражения, размахнувшись, со всей силы бью рукой по стеклу.

На шум прибегает Хеймитч. Я заперла дверь, но его это не останавливает: он легко выламывает ни в чем не повинный кусок дерева и врывается в ванную.

— Тебя можно хоть на минуту оставить одну, не боясь, что ты что-нибудь натворишь?! — орет он.

Я лишь молча смотрю на брызги крови на разбитом зеркале. Руку пронзает острая боль, и я опускаю ее под струю холодной воды, не сводя глаз с наших отражений.

— Ты, в отличие от твоей обреченной Прим, еще жива! Почему ты ведешь себя так, будто сама готова умереть?!

— Я не умираю, Хеймитч. Я убиваю. Я несу смерть.

— Ты несешь бред, детка. Я уже говорил тебе, помнишь? Ты жива, Эрика. Ты — жизнь.

От гнева не остается и следа.

— Нет, Хейм. Жизнь — это она. А я — всего лишь ее тень.

Светает. Один за другим в столовую приползают невыспавшиеся — или так и не спавшие? — стилисты и Эффи. Приходит Пит, ведя за собой сонную, едва открывшую глаза Примроуз. Меня занимает мысль, станет ли этот новый день последним для наших трибутов.

Бряк и обе команды подготовки провожают нас до лестницы, ведущей на крышу, где трибутов и их менторов уже дожидается планолет. Все происходит очень быстро, и я рада этому: так у меня не остается времени на ненужные размышления. Вскоре мы оставляем Капитолий позади и приближаемся к Стартовому Комплексу. Хеймитч провожает Пита, я — Примроуз. Стою в центре знакомой маленькой комнатки под Ареной и помогаю девочке одеться. Ее наряд похож на мой, и это наталкивает меня на мысль, что нынешние условия не будут сильно отличаться от тех, в которых пришлось выживать мне. Пока Прим неохотно завтракает, даю ей последние указания. Вспомнив совет, которые в свое время дал мне Эбернети, категорически запрещаю соваться в Рог Изобилия. Девочка кивает, но по ее виду ясно, что она не слышит и половины моих слов.

Шестьдесят секунд. Пора прощаться. Примроуз стоит напротив меня, но не решается сделать шаг навстречу. Я подхожу к ней сама. Девочка протягивает сжатый кулачок, жестом показав, чтобы я сделала то же. Я подставляю руку, и в ту же секунду на мою раскрытую ладонь неслышно падает золотая брошка в форме птицы.

— Сойка-пересмешница, — торопливо поясняет Прим. — Это талисман. Сестра дала мне ее перед Жатвой.

— Она защитит тебя, — шепчу я. — Давай я прикреплю ее к твоей одежде.

— Нет, — качает головой девочка. — Возьми. Отдай ее Китнисс. Ей тоже нужна защита. Меня же больше не будет рядом…

Я прячу оберег в глубокий карман и порывисто обнимаю Примроуз. Она цепко обхватывает меня руками за шею и шепчет на ухо:

— Я не боюсь.

Я держу ее руку в своей до самого конца, пока нас не разделяет стеклянный цилиндр, а часы не принимаются отсчитывать последние десять секунд до старта.

========== Глава 35. Фас! Апорт! Умри! ==========

В спешке покидаю маленькую душную комнатку. Тороплюсь уйти, как уходит со сцены актриса, сыгравшая свою роль. Сегодня моей актерской задачей было прощание. Вспоминая сказанные слова, я долго раздумываю над тем, было ли все это настоящим. Теперь Прим кажется такой далекой и нереальным — смутным воспоминанием, страшной фантазией, кошмарным сном, мертвым видением. Она была? Мы и правда прощались или просто искусно разыграли написанную опытным драматургом на подмостках Капитолия?