Игра на двоих (СИ)

Время идет, но мы не замечаем его хода. Так и стоим друг напротив друга, опустив головы, словно две ледяные статуи скорби. Не знаю, сколько секунд проходит, прежде чем Хеймитч протягивает руку и берет мою ладонь. Его кожа такая холодная, что кажется, будто кровь в венах давно застыла. Наверное, так и было, когда он услышал о возвращении на Арену. Еще одни Игры, двадцать с лишним лет спустя. Каково это? Проще, но сложнее. Я не думаю ни о себе, ни о нем, но только о нас. Капитолий хочет, чтобы мы убили друг друга. Поднимаю глаза и сразу ловлю искорки смеха в ответном взгляде напарника.

— Прикидываешь, куда всадить нож? Давай сразу в сердце.

— Будь уверен, уж точно не в спину, — голос тверд, как клинок, спрятанный в потайном кармане.

— Спасибо и на этом.

— Не за что.

Между нами вырастает стена. Нас двое, а выживет только один. Ментор, не ты ли учил меня, что человек человеку — волк? Мы убьем всех, в этом я не сомневаюсь. Мы убьем всех и останемся вдвоем, а что случится после? История счастливого спасения Китнисс и Пита не повторится. Мы не покоримся, не прогнем спины под последним ударом. Впервые за всю жизнь мое желание жить слабеет и отходит на второй план. Меня нет и моей жизни нет, есть «мы» и «наше» Хеймитч думает о том же и в одно мгновение рушит крепость отчужденного молчания. Дергает меня за ладонь и я, не помня как, оказываюсь прижатой к нему. Прячу лицо у него на груди, смыкаю руки вокруг талии. Внезапно нахлынувшая боль так сильна, что сбивает меня с ног. Шок проходит, и я в полной мере осознаю, чего нам будут стоить эти Игры. Нас убьют. Сноу не допустит, чтобы хоть кто-то вышел Победителем.

Хеймитч гладит меня по волосам и ругается сквозь зубы. Я, уже скорее по привычке, думаю о том, что будет, если нас услышат, но обрываю себя на полуслове. Ничего не будет. Нечему быть.

— Ментор?

— Чего опять? — ворчит он. — Только не говори, что передумала и убьешь меня сегодня же ночью, когда я усну! Мой сон чуток, детка, а в руке всегда нож.

Усмехаюсь, хотя мне совсем не смешно.

— Знаю. Я не об этом. Просто мы ведем себя так, словно на церемонии Жатвы в стеклянном шаре будут только наши имена.

— И правда. Я как-то забыл, что мы больше не единственные Победители из Дистрикта-12.

— Как думаешь, через сколько минут они придут умолять нас, чтобы мы снова спасли им жизнь?

Напарник хмурится.

— Удивлен, что Пита еще нет. Он же такой добрый и вечно думает о других, прежде чем вспоминает о себе.

— Он любит ее, Хейм.

— Ты серьезно?

— Сама не поверила, когда услышала.

— Интересно, — протягивает мужчина.

— Игры сближают, — ухмыляюсь я.

И вдруг одна промелькнувшая мысль стирает с моего лица ядовитую ухмылку. Пит придет ко мне, Китнисс — к Хеймитчу. Зачем? Чтобы просит нас отправиться на Арену вместо них. Мелларком движет любовь, Эвердин — благодарность непонятно за что и неослабевающее чувство вины. Мы ведь не любим, мы просто хотим жить. А выжить на Арене можно только в одиночку. Мы оба — одиночки. Все сходится. Все идеально.

Пит приходит десять минут спустя. Дожидаемся его и прячемся в доме Хеймитча: нужно обсудить наши планы без посторонних глаз и ушей. Сидим в креслах и согреваем руки о чашки с горячим чаем: ночь выдалась прохладной. Со стороны можно нас можно принять за трех старых друзей, собравшихся, чтобы раскрасить одинокий вечер яркими красками мирной беседы и искреннего смеха. Все так, только повод для встречи отнюдь не дружеский. Мы притворяемся невозмутимо-холодными, хотя внутри каждого бушует жаркое пламя.

— Спасите Китнисс. Если Эффи вытащит бумажку с ее именем, помогите ей лекарствами и оружием.

— Это не одно и то же, Пит. С соперниками ей придется сражаться самой, без нашей помощи.

— И не надо, — качает головой парень. — Она достаточно сильная, чтобы…

— Чтобы что? — перебивает Хеймитч. — Чтобы победить в открытом бою взрослого человека, опытного бойца, профессионального убийцу?

— Да. А если нет, я буду рядом, чтобы в правильный момент отвлечь его внимание на себя и дать ей шанс.

— Ты пойдешь за ней на Арену?

— Разумеется.

— Снова жертвуешь собой?

— Она должна выжить, — вот и все, что нам удается от него добиться.

Пит уходит. Ухожу и я. В глазах Хеймитча читается вопрос.

— Сейчас к тебе придет Китнисс, и мы оба знаем, о чем она попросит. Не хочу этого слышать.

Эвердин произнесет вслух то, что не осмелился сказать Мелларк. Выхожу на улицу вслед за парнем.

— Можно спросить?

Тот лишь молча кивает.

— Почему?

Он останавливается. Я подхожу чуть ближе.

— Это не праздное любопытство, Пит.

— Знаю.

И, поколебавшись секунду, добавляет:

— Идем со мной.