Игра на двоих (СИ)

Та хмуро смотрит на меня из-под сведенных бровей и тихо отвечает:

— Свадебные платья привезли. Не могу их видеть.

Я глубоко вздыхаю и медленно считаю до десяти, пытаясь подавить гнев.

— Завтра утром, — чеканю каждый слог, — приезжает Эффи с командой подготовки и фотографами. Будь добра не сбегать до тех пор, пока не примеришь каждый наряд. После — хоть жить в лес уходи, в ожидании Квартальной Бойни.

Девушка кивает, откидывается на спинку кресла и устало прикрывает глаза.

— Ей нелегко, — робко замечает Пит, когда мы с ним и с Хеймитчем выходим на улицу, чтобы разойтись по домам.

— Как и всем, — огрызаюсь я.

Фотосессия запоминается белоснежными облаками шуршащей ткани, россыпью драгоценных камней на полупрозрачной вуали, ежесекундными вспышками камер и такими же частыми восторженными возгласами Бряк. Китнисс прикрывает ослепшие глаза и на мгновение теряет над собой контроль, отчего уголки ярко накрашенных губ ползут вниз. Пит тоже здесь — хотя его присутствие необязательно, все внимание сегодня обращено к невесте, — и тоже не в настроении.

— Отчего такой грустный? — шепотом спрашиваю я, пока Китнисс переодевают в шестой или седьмой раз.

— Все в порядке, — парень пытается улыбнуться.

— Вижу, — недоверчиво усмехаюсь в ответ.

— Устал, — тихо признается Мелларк. — Жду, когда этот цирк, наконец, закончится.

— Никогда, Пит. Это навсегда, если ты еще не понял. У вас не было выхода, свадьба необходима.

— Знаю, я про другое.

— И про что же?

Парень молча поднимается на ноги и идет к двери. Останавливается и, не оборачиваясь, тихо произносит:

— Хотел, чтобы все было по-настоящему, но, видно, не судьба.

И уходит, оставив меня в полном недоумении. По-настоящему?

Вечером следующего дня по телевизору уже идет фоторепортаж с экскурсом в историю создания каждого платья. Программу ведет Цезарь Фликермен, а в гостях у него, конечно, Цинна. Рада видеть старого друга. Выглядит чуть лучше, чем в нашу прошлую встречу: может, популярность пошла на пользу хотя бы ему. Ни я, ни родители, не обращают особого внимания на события, происходящие на экране: мы как никто другой знаем, что скрывается за блеском бриллиантов, что украшают эти роскошные наряды. Бабушка вяжет, мама читает, мы с дедушкой играем в шахматы. Все подходит к концу, но Цезарь отчего-то настоятельно просит телезрителей не переключаться. Я бросаю мимолетный взгляд на стену, на которой висит телевизор, и моя рука так и застывает над черно-белой доской. Прямо с экрана на меня со зловещей улыбкой, едва скрытой в густой бороде, смотрит Президент Сноу.

До Квартальной Бойни остается два месяца, а значит настало время объявить правила новой Игры. Провести границы, которые Капитолий перешел на этот раз. Когда Сноу, после долгих вступлений, наконец извлекает из шкатулки желтоватый от старости конверт и, аккуратно вскрыв его, зачитывает содержимое, я понимаю, что в этом году обозначить рамки даже не пытались.

Двадцать Пятые Игры. Жители Дистриктов собственноручно подписывают смертные приговоры своим детям. Победители? Только один выживший.

Пятидесятые Игры. Минотавр требует в два раза больше юных жертв. Победители? Хеймитч, полусумасшедший пьяница, потерявший все.

Семьдесят Пятые Игры. Новые трибуты будут избраны из числа оставшихся в живых в прошлые годы. Победители? Их не будет.

Мы — Победители. Мы — сильнейшие. Мы — надежда. И нас уничтожат, ведь Капитолий не дает надежду, а только отнимает ее.

Я еще долго смотрю на погасший экран. Глаза не видят, уши не слышат. Крик матери долетает до меня лишь слабым эхом. Ладонь пронзает тупая боль. Перевожу взгляд на руку и сквозь окутавший меня туман вижу, как пальцы судорожно сжимают шахматную фигурку. Я уже знаю, какую. Раскрываю ладонь. Ну, конечно. Пешка. Мы все — жалкие пешки. Нам никогда не стать ферзями.

Фигурка летит на пол, а я медленно встаю и, еле переставляя ноги, иду к двери. Никто не бросается вслед за мной. То ли родители понимают, что ничем не помогут, то ли не понимают вообще ничего из того, что здесь только что произошло. Как и я. Выхожу за порог, останавливаюсь на верхней ступеньке. Тихо и темно. Взгляд бездумно скользит по застывшему небу, качающимся верхушкам деревьев, темным крышам домов, узкой дороге и останавливается на фигуре, появившейся передо мной так неожиданно, будто выросшей из-под земли. Хеймитч. Стоит у подножия лестницы и смотрит на меня, не говоря ни слова. Руки в карманах, плечи сгорблены, словно на них опустилась вся тяжесть мира. В глазах — не лед, но мертвая, обжигающе-холодная пустыня.

Спускаюсь, подхожу к нему. Не знаю, что должна сказать или сделать. Сейчас все будет лишним, ненужным, неважным.

— Кажется, нас догнали, Хейм.

— Похоже на то.

Это до смешного нелепо, но в глотке пусто — ни смеха, ни крика, ни слез. Немного грустно, и все. Я молчу. Он молчит вместе со мной. Мы не успели сделать и шага в сторону свободы, как на плечо опустилась тяжелая рука вездесущего Президента.

========== Глава 41. Сыграем на бис? ==========