Тем временем Плутарх наблюдает за тренировками и ищет помощь среди Организаторов. Как Главный Распорядитель он имел право набрать новую команду помощников и воспользовался им, распределив основные обязанности между своими товарищами, заинтересованным в срыве Игр. Каждый вечер нам передают его отчет и указания, что делать дальше. Лео ненавязчиво общается с чиновниками и спонсорами, пытаясь выяснить, на кого можно будет положиться в чрезвычайной ситуации. Я со злорадством замечаю, что от извращенной жестокости Сноу устали даже его приспешники. Немногие, конечно, решаются перейти на сторону бунтарей, но нам нужны соратники везде, где можно и нельзя. В Штабе Игр и в Президентском Дворце, на передовой и в тылу. Мы стучим во все двери, и многие, пусть и неохотно, рано или поздно распахиваются под градом наших решительных ударов.
Китнисс впечатляет остальных трибутов навыками стрельбы из лука и цепким умом, поэтому уже в конце первого дня во время общего ужина к нам по очереди подходит почти половина трибутов с предложением заключить союз. Эвердин выбирает гениев из Дистрикта-3. Пит в ответ только качает головой.
— Тогда никого, — огрызается девушка.
Мы до последнего тянем с ответом, пока в голову не приходит вполне логичная мысль: почему бы не сделать так, как мы поступаем всегда? В глаза говорить одно, за спиной творить совершенно противоположное? И я, с согласия напарника, заключаю союзы без ведома Китнисс.
Так же, как и в случае с менторами, мы собираем компании трибутов, кроме профи Первого и Второго, так как на них рассчитывать точно не приходится, по три-четыре человека и идем гулять на Главную Площадь. Делаем вид, что соскучились по друзьям и просто хотим пообщаться, а сами обрисовываем им сложившуюся ситуацию и вырабатываем план действий. Прежде всего, радостно сообщаем, что Сноу в любом случае убьет нас всех и бежать к нему с доносом не имеет смысла. Мы все в одной лодке, мы все соучастники. В лучшем случае предателя будут судить в одиночку, в худшем — вместе с менторами и семьей. А потому несогласных мы просим сразу отказаться и уйти. Удивительно, но остаются все. Одни уже успели попрощаться с жизнью, другие, напротив, хотят напоследок отомстить Капитолию за издевательства. Первых следует уговорить погибнуть в правильный момент, вторых, как и часть Организаторов, подготовить все изнутри и обеспечить нам доступ к Арене, когда пробьет нужный час.
Китнисс не доверяет никому, кроме Пита, и убьет всех, кто приблизится к ним хоть на шаг. Единственный выход — не оставить ей выбора. Дать неуловимо-тонкий намек, что это уже не предложение, но приказ. Что мы сами подослали к ней конкретного человека с такой же конкретной целью. Только как? Неожиданно на помощь приходит Эффи, загоревшаяся идеей дать каждому из нас какой-то отличительный знак со скрытым смыслом, вроде броши Китнисс. У нее — новый золотистый парик, Хеймитчу достается браслет из золотых язычков пламени, мне — кольцо, а Питу — медальон на длинной цепочке. Мы с ментором уже знаем, как стоит распорядиться подарками.
Три дня пролетают быстро, но и мы не отстаем, успев сделать очень много, пусть результаты пока и не видны. Наступает время продемонстрировать полученные навыки Организаторам. Китнисс вешает Сенеку Крейна, Пит рисует портрет Руты в венке из белых цветов. Эффи расстраивается, Хеймитч сердится. Только для вида, ведь все понимают, что это конец. Мосты сожжены, и назад пути нет. Нечего терять.
Наступает день интервью. Сегодня вечером Победители разыграют каждый свою карту, чтобы попытаться остановить поезд смерти, несущийся прямо на них. Все ведут собственную игру, и я готова поаплодировать каждому, кто осознает, что на самом деле значит Третья Квартальная Бойня. К моменту, когда на сцену должна выйти Китнисс, зал бьется в истерике. Особо впечатлительные лежат в обмороке, большинство рыдает, забыв о макияже, самые стойкие требуют отмены Игр. Мы стоим за кулисами, не спуская глаз с экрана. Хеймитч довольно улыбается, я чувствую нарастающую тревогу. Уж слишком много нитей сплелось в одном клубке. Просто так его теперь не распутать.
Увидев, что Цинна сделал с одним из свадебных платьев, в которое Президент приказал ему нарядить Китнисс, я в ужасе закрываю глаза. Что же ты натворил, друг? Стилист поднимается со своего места и, сохраняя железное спокойствие, с безмятежной улыбкой на лице машет зрителям.
— Зачем? — спрашиваю саму себя в попытке найти оправдание столь неразумному поступку.
— Каждый выражает протест, как может, — отвечает Хеймитч.