Я молча смотрю на женщину, и уже сложившийся в моем сознании образ неожиданно рушится. Она непростительно непоследовательна. Обращается на «вы», зовет «солдат Роу», говорит холодно, смотрит равнодушно. Переходит на «ты», называет по имени, смягчает тон и улыбается глазами. Ведет себя так, словно сама еще не определилась в отношении ко мне. Не похоже на Альму Койн — жесткого, даже жестокого, твердого, властного, циничного, решительного, непоколебимого, уверенного главу Дистрикта-13.
— Я запомню, госпожа Президент. Я не верю ни одному вашему слову, но запомню все, что вы сказали.
Та растерянно пожимает плечами:
— И не надеялась, что поверишь. Ты, должно быть, ненавидишь меня за ту историю с пленными. Я не буду извиняться: как ты сама сказала, у каждого из нас свой путь, своя цель и свои средства для ее достижения. Но, несмотря на все это, мне бы очень хотелось заслужить твое доверие.
Я негромко фыркаю. Напоминает союзы трибутов на Арене. Она притворится моей напарницей и лучшей подругой, а затем не моргнув глазом отправит меня на смерть.
— Ты можешь обращаться ко мне по имени, когда мы остаемся наедине.
Это уже слишком. Терпение заканчивается:
— Почему вы так со мной? Зачем вам мое доверие?
— Я…
Ее перебивает оглушительный стук в дверь, удар деревянной створки о косяк и ворвавшаяся в кабинет Эффи.
— Почему мне никто не сказал, что мою Генриетту выписали?!
Я сижу к Президенту так близко, что замечаю, как дергается ее правый глаз при виде капитолийки.
— Вашу Генриетту? — недовольно протягивает она. — Солдат Роу ушла из госпиталя вопреки совету врачей и моему прямому приказу! Я дала ей задание и велела работать у меня на глазах, чтобы не допустить новой самодеятельности. Еще вопросы?
Проигнорировав ее последний выпад, Эффи обращается ко мне:
— Бити кое-что приготовил для тебя, дорогая. Это займет от силы полчаса. Идем? Тебе понравится, обещаю.
Я вопросительно смотрю на Президента. И снова этот отчужденный тон:
— Вы можете сделать небольшой перерыв и продолжить работать в Штабе, солдат Роу. Отберите необходимые записи, возьмите в помощники мисс Бряк и приступайте.
Эффи ждет меня в коридоре, пока я роюсь в ящике комода. К счастью, на каждую упаковку наклеены кусочки бумаги с номером Голодных Игр и годом их проведения, так что я без труда нахожу все нужные для роликов записи и, захватив с десяток дисков, собираюсь покинуть рабочий кабинет Президента, не медля ни секунды. Ее последние слова настигают меня, когда я толкаю тяжелую дверь.
— Я спасаю тебе жизнь не для того, чтобы убить в нужный момент. Я делаю это, потому что хочу, чтобы ты жила.
Вспоминаю неприкрытую ревность в голосе Койн, когда Эффи попыталась заявить на меня свои права, и моя продуманная на сто шагов вперед защита дает трещину. Президенту нет смысла плести какие-то интриги, пытаясь втереться ко мне в доверие и заставить меня играть по своим правилам: я и так связана по рукам и ногам и не сделаю и шага в сторону от договора. Пока Хеймитч в Капитолии, мной можно манипулировать как безвольной куклой, и я готова выполнить любой, самый безумный и самый жестокий приказ главы Тринадцатого без всяких клятв в вечной дружбе. Сближение с Китнисс было бы для нее куда более выгодным, ведь власть, которой обладает Сойка-Пересмешница, растет день ото дня. А я никто, всего лишь еще один повстанец, которому посчастливилось — или не повезло? — оказаться ближе других к символу революции. Может, стоит дать Койн шанс? Не как Президенту, но хотя бы как человеку?
— Я подумаю над твоим предложением.
Говорю и резким движением закрываю за собой дверь, словно испугавшись своих слов.
Спецотдел Обороны, куда спешим мы с Эффи, находится глубоко внизу, ниже расположены только тюрьма и особый бункер на случай внешней атаки. Весь этаж занимает множество комнат, лабораторий, складов и залов для испытания нового оружия. Солдаты-охранники пропускают нас внутрь лишь после тщательного досмотра. Бити ждет внутри, у входа. Приветливо кивнув, он разворачивается и, ловко управляя своим суперсовременным инвалидным креслом, катится в сторону склада.
— Я приготовил оружие для всей команды, — поясняет он. — Плутарх до последнего настаивал на пластиковых муляжах, но я не стал его слушать: мало ли, в какую передрягу вы попадете.
— Ты знаешь, что Китнисс уже в Восьмом?
— Конечно, — невозмутимо отвечает он. — Хоть я и практически не вылезаю из лаборатории, кое-какие новости до меня все же доходят. Китнисс, Гейл и Рубака приходили ко мне сегодня утром. Ты бы видела, как загорелись глаза Эвердин, когда она увидела свой новый лук.
— Что-то особенное?
— О, не просто особенное! Самое совершенное из того, что я создавал, — в его голосе слышна гордость, но нет ни намека на хвастовство.
Я делаю вид, что обиделась:
— Отлично, Бити, а мне хоть что-нибудь достанется? Я, конечно, понимаю, что Сойка у всех на первом месте, но на поле боя она будет не одна. Кто, по-твоему, будет ее прикрывать?
Гений только смеется в ответ.
— Зря стараешься, Генриетта. Для тебя у меня тоже кое-что есть, ничуть не хуже.