Всем вновь прибывшим нужны лечение и покой, но никто, кроме Китнисс, не соглашается остаться в госпитале. Однако ее как раз не спрашивают: в Штабе она сейчас не нужна, а вот режиссеру и ее помощникам предстоит долгая ночь. Койн дает нам час на ужин и отдых, после чего собирает всех у себя в кабинете, чтобы выслушать краткий отчет о случившемся.
— За Дистриктом следили, — докладывает Хевенсби. — Президент моментально узнал о нашей вылазке. Пока бомбардировщики стирали Восьмой с лица земли, Сноу показал несколько кадров в прямом эфире и заявил, что это — предупреждение всем мятежникам.
Плутарх — единственный из всей команды, кто вернулся в Тринадцатый невредимым. Это понятно: как руководитель операции, он остался в планолете и следил за происходящим сверху. Но меня все равно безумно злит его спокойствие, ведь это та самая уверенность человека, который делает вид, что руководит войной, так ни разу не встретившись с ней лицом к лицу на фронте.
— Вам удалось что-нибудь снять? — обращается Президент к Крессиде.
Молодая женщина-режиссер, капитолийская протеже того же Хевенсби, утвердительно кивает:
— Да. Это прозвучит жестоко по отношению к погибшим жителям Восьмого, но та бомбежка пришлась нам очень кстати.
Я кривлю губы в скептической улыбке: на этот раз в хорошей игре актрисы сомневаться не приходится, а вот в квалификации капитолийских режиссеров-операторов, наверное, стоит. «Ладно», — мысленно вздыхаю, — «снять Китнисс на камеру хуже, чем это сделала Фалвия, невозможно. Значит, у нас есть шанс».
Президент отправляет режиссера и ее команду в лабораторию. Плутарх остается в кабинете, чтобы согласовать наши дальнейшие действия. Гейла и Рубаку отпускают домой, в жилые отсеки, а я подхожу к Боггсу и нерешительно спрашиваю:
— Бити сказал, что ты будешь учить меня стрелять. Когда мы начнем?
Тот выжидающе смотрит на свою ученицу, считая, что задавшая вопрос сама на него и ответит. Из глубин кабинета до нас доносятся несколько слов из разговора Хевенсби и Койн, и я понимаю, что вторая вылазка не за горами, и на этот раз в съемках придется участвовать не только Китнисс, ведь мы полетим в Двенадцатый. И еще я понимаю, что не одна Крессида не будет спать этой ночью. Не страшно, еще успею выспаться. Например, после смерти, если не сумею защититься, когда в меня полетят бомбы Президента Сноу.
========== КНИГА V. ВЕЧНЫЙ ШАХ. НИЧЬЯ. Глава 51. Ответ отрицательный ==========
— Целься… Стреляй!
Как я и думала, тренировка занимает всю ночь: Президент приказала Боггсу обучить меня стрельбе, и тот подошел к делу со всей присущей ему ответственностью. Может, в повседневной жизни в нем и есть что-то от человека, но сейчас это — солдафон. Я до боли прижимаю приклад к плечу и почти не чувствую его отдачи при выстреле. Мишени взрываются одна за другой, стоит разрывным пулям попасть в цель. Воспаленное воображение рисует на месте бездушных кусков фанеры людей, от простого солдата-миротворца в грязно-белой униформе до Президента Сноу в белоснежном фраке с красной розой на лацкане, и с каждым «убитым» противником мне становится легче. Слепая ярость прозрела. Я знаю, что не промахнусь, когда придет время стрелять по живым мишеням.
Только закрыв прицел и опустив винтовку, я понимаю, как сильно устала. Руки и тело немеют от непривычной позы, глаза способны различить лишь дымящиеся обломки, а в ушах еще звучат выстрелы и взрывы, перемежающиеся комментариями Боггса. Глава охраны оказывается еще более строгим тренером, чем мой бывший ментор, но все же, в самом конце, я удостаиваюсь от него скупой похвалы.
Мы уходим со стрельбища за час до момента, когда прозвенит будильник и проснется все население Дистрикта. Очень хочется спать или хотя бы выпить чашку кофе, чтобы продержаться еще сутки, но вместо этого я возвращаюсь в свой отсек и скрываюсь в ванной комнате. Долго стоять под душем не получится — воду здесь экономят еще сильнее, чем еду, —, а потому я поворачиваю вентиль влево и всего одну минуту прыгаю под холодными струями. Память услужливо подсовывает кровавую картину прошедшего дня, и я, утратив контроль, прикладываю руку к животу. Такой же плоский, как и всегда. Внутри все сжимается — словно от голода, но как-то уж слишком тоскливо. От пустоты.
Нет. Нельзя, слышишь? Упрямым жестом подставляю голову под струю воды и зябко передергиваю плечами. Холод перекрывает все остальные чувства. Освежившись, переодеваюсь, завязываю еще влажные волосы в высокий хвост и иду завтракать.
Пока я училась стрелять, Бити успел запустить один из смонтированных роликов в эфир. Об этом мне сообщает сама Президент, когда я вхожу в Штаб.
— Оперативно. Можно взглянуть?
— Конечно, — потирает руки изобретатель. — Мы собираемся показать его несколько раз, а за это время Крессида подготовит еще пару новых видео.
— Материала так много? — я поворачиваюсь к режиссеру.