Игра на двоих (СИ)

Я стаскиваю с головы наушники, продолжая смотреть перед собой, но уже не видя и не воспринимая ничего из происходящего на экране.

— Что случилось? — Бити замечает моё замешательство.

Делаю над собой громадное усилие — мне надо обдумать эту догадку прежде, чем поднимать панику, — отвечаю, что все в порядке, и возвращаюсь к работе.

— Пора их вытаскивать.

Койн отрывает взгляд от разложенной на столе карты, чуть только я переступаю порог ее кабинета.

— Вы видели интервью? Заметили, что стало с парнем? Сноу пытает их, и неизвестно, сколько они ещё выдержат.

— Думаешь, они выдадут ему какую-то важную информацию?

— Думаю, они погибнут.

Президент задумчиво постукивает по столу карандашом.

— Послушай, Аль, — я так волнуюсь, что сама не замечаю, как начинаю называть женщину по имени, как она того и хотела. — Среди пленников есть мой близкий человек. Если Сноу сделает с ним что-то раньше, чем спасательная группа доберётся до подземелий Президентского Дворца, ты лишишься не только меня, но и своей драгоценной Сойки, секс-символа революции Финника, гения-изобретателя Бити и безжалостной машины для убийств по имени Рубака. Мы же заключили договор. Согласно этой бумажке с нашими подписями, завтра я и Китнисс летим в Двенадцатый на съемки нового ролика. И мы полетим куда угодно, хоть на военную базу Второго, если ты, наконец, отдашь приказ спасти пленных.

Рука Койн замирает над столешницей.

— Дело не в моем приказе, Генриетта. Его я могу отдать хоть сейчас, но тогда вы точно потеряете своих близких, а я — группу лучших бойцов Дистрикта. Сноу ждёт этого, понимаешь? Ждёт очередной дерзкой выходки. Нам следует если не застать Президента врасплох, то хотя бы переключить его внимание на что-нибудь другое, не менее важное, чтобы он хотят бы на час забыл о пленниках.

— Диверсия в одном из Дистриктов?

— Возможно. Будем думать.

Следующий день проходит словно в замедленной съёмке — спокойно и без резких движений. Я помогаю Плутарху в Штабе, Гейл — Бити в Военном Центре. Китнисс выписывают из госпиталя и отпускают в лес, на охоту. Физически она здорова, мелкие царапины на теле и лице не в счёт, но психологических проблем явно становится больше. Мы надеемся, что девушка не видела того интервью с Питом, ведь никто не знает, как она отреагировала бы на его сорванный голос и судорожные, скованные болью движения. Вчера, стоило Цезарю попрощаться с Мелларком и телезрителями, как Плутарх сорвался с места и почти бегом поспешил в госпиталь. Все обошлось: по его словам, телевизор был выключен, а Эвердин и Одэйр сидели друг напротив друга на кровати и молча ели. В любом случае, что бы ни происходило сейчас в голове Китнисс, ей будет полезно немного отвлечься за привычным и любимым делом. Я даже предлагаю составить ей компанию, но она вежливо отказывается и говорит, что Финник тоже высказал желание подняться на поверхность. Меня грызёт совесть: я до сих пор не нашла и пары минут, чтобы по-человечески поговорить с парнем после всего случившегося на Арене. Кто рассказал ему о нашем договоре с Койн? И какие слова подобрал для него этот самый рассказчик, чтобы убедить Финника присоединиться к нам? Хотя как ответить на второй вопрос я знаю: всего одно слово. Энни.

Сойке дают всего день на передышку, после чего её, меня и Гейла ждёт поездка в Двенадцатый. «Время дать ответ», — с невеселой усмешкой говорит Хоторн. Это он о призыве Пита — или Сноу? — сложить оружие. Эффи вихрем кружится вокруг нас с Китнисс, помогая натянуть костюмы, что подготовил Цинна. Бити привозит лук, арбалет и винтовку. Я беру напарницу в руки, прикрепляю оптический прицел, забрасываю на плечо и как-то сразу успокаиваюсь. Ответ, конечно, будет отрицательный.

Мы прибываем в Двенадцатый, спускаемся из планолета на землю, и Крессида, оглянувшись по сторонам, заявляет, что лучше начать с Дома Правосудия. Гейл идёт впереди, жестами указывая на разрушенные здания, рассказывая, что здесь было раньше, и вспоминая какую-нибудь историю, связанную с этим местом. Но вот мы добираемся до Главной Площади, и он резко замолкает. А когда снова начинает говорить, его голос заучит совсем не так, как прежде. В нем чего-то не хватает: то ли силы, то ли жизни. И это понятно, ведь парень говорит о смерти. О последних минутах Дистрикта-12.

Наш путь пролегает по главной дороге, по которой, надеясь спастись, бежали женщины, мужчины, старики и дети. И на которую обрушился основной удар. Гейл останавливается на возвышении из обломков чьего-то дома и смотрит вперёд и вниз. Мы стоим у самого края огромной воронки, усыпанной обугленными костями. Кажется, будто все произошло вчера. Легкий ветер поднимает с земли пепел, создавая иллюзию дыма от сгоревших останков. Я вижу все это не впервые, но во второй раз зрелище отчего-то кажется ещё более жутким. Даже операторы растерянно опускают камеры и с ужасом оглядываются по сторонам.

— Семьдесят пять человек из десяти тысяч, — с дрожью в голосе произносит Гейл, словно подводя итог тому, что мы видим.