Игра на двоих (СИ)

— Но, — он продолжает говорить, задумчиво теребя застежку, — тогда бы тебе хотелось танцевать только с ней. А ты соглашалась на танец со всеми, кроме одного человека.

Мой смех обрывается.

— Почему ты больше не носишь ту подвеску с волчицей? — настойчиво повторяет ментор.

Хеймитч смотрит в глаза моему отражению. Не выдержав его пристального взгляда, я опускаю голову и прячу побледневшее лицо за волосами. Что-то подсказывает, что в эту минуту ни одна из придуманных отговорок мне не поможет. В эту минуту ментор не услышит ни лжи, ни правды. Не сможет услышать.

— Ты не влюбилась в кого-то другого, детка. Ты просто разлюбила меня.

========== Глава 56. Невеста в черном ==========

Одна секунда. Стыд. Хеймитч все знает.

Две секунды. Страх. Я теряю своего волка.

Три. Замешательство. Что он сказал?

Четыре. Неверие. Разлюбила? Что это значит?

Пять. Гнев. Как он мог так подумать?!

Время уходит быстро, как песок сквозь пальцы. Хеймитч не двигается с места и не сводит с меня напряженного взгляда. Он ждет, и я, наверное, должна что-нибудь сделать, оправдать его ожидания. Повернуться к нему, обнять за плечи, взглянуть в глаза, встряхнуть и закричать, что это неправда, что он все не так понял, что между нами ничего не изменилось, что я люблю его совсем как раньше. Но я не могу. Растерянная и испуганная, я теряю дар речи и не могу издать ни звука. Тело цепенеет и не слушается приказов разума, который пытается дать объяснение происходящему, все исправить, спасти ситуацию. Громадным усилием воли заставляю себя обернуться, поднять голову и взглянуть на мужчину. И в этот момент Хеймитч вдруг притягивает меня к себе и целует. Он не закрывает глаза, и, заглянув в них, я вижу, как просыпается его внутренний зверь — дикий, безумный, опасный. И на этот раз опасен он для меня. Тонкая ткань платья с треском рвется под сильными руками мужчины, и цепкие пальцы вслепую блуждают по моему телу. Ментор уже не надеется, что я скажу ему правду, но ему так хочется если не услышать, то хотя бы почувствовать, что он ошибся в своих подозрениях. Горячие ладони ложатся на талию и спускаются все ниже, касаясь низа живота и бедер. Меня бросает в дрожь, когда, под давлением кончиков пальцев, я вновь ощущаю мучительную пустоту внутри. Его прикосновения похожи на объятия призрака. Они переносят меня в прошлое и заставляют заново прожить моменты, которые я хотела бы забыть, как самый ужасный кошмар. Грубые поцелуи царапают губы, щеки, шею. Я не отвечаю, и Хеймитч настаивает все сильнее. До боли сильнее.

«Соври мне», — умоляют его губы. — «Пожалуйста, соври мне. Соври так красиво, как только сможешь.» Но я не могу. Мне больно, страшно, холодно и невыносимо. Я отталкиваю его. Отталкиваю торопливо, пока он не перешел черту. Я ведь уже знаю, что если зверь причинит мне вред, если заставит любить его силой, между нами все будет кончено. Причина, по которой я с ним, вот-вот исчезнет: вместо того, чтобы защищать меня от боли, он сам причиняет мне ее. Все будет кончено, а я совсем не хочу этого. Не ожидавший удара ментор оступается и отлетает к противоположной стене. Его судорожный вздох напоминает болезненный стон. Я закрываю глаза и зажимаю уши руками.

— Скажи мне, что это неправда, Эрика, — просит, умоляет, заклинает меня мужчина, делая шаг навстречу. — Скажи, что я ошибся.

Слова едва доносятся до меня сквозь пелену почти панического страха. Я стою перед ним в одном нижнем белье, дрожу как осиновый лист и молчу, просто потому что не знаю, что сказать, какой подобрать ответ. У меня не получится объяснить, в чем дело, не раскрыв свой секрет. И вместе с тем не получится раскрыть секрет и не потерять Хеймитча. «Ты и так его теряешь», — шепчет внутренний голос. — «Вот, например, прямо сейчас». Конечно, ментор принимает мое молчание на свой счет, как знак согласия: «да, я тебя разлюбила». Он уходит. Мне очень хочется думать, что это оставленная открытой дверь — намек, что это не конец, что продолжение следует.

Во мне борются две Генриетты. Одна готова броситься за ментором, остановить его, признаться в любви, все объяснить. Но побеждает вторая — та, что слабее и трусливее первой. Забыв одеться, я опускаюсь на застеленную кровать и беззвучно плачу, уткнувшись лицом в колени. Меня не отпускает тяжелое предчувствие беды; я боюсь его потерять. Он уйдет, узнав обо всем, что случилось. Я чувствую, что подвела его. Со всех сторон, куда ни посмотри. Я боюсь проснувшегося в нем зверя и почти ненавижу Хеймитча за то, что заставил меня бояться силы, которой я доверяла больше, чем кому бы то ни было. И еще я боюсь, что те его слова — правда, а я слишком напугана, чтобы признаться в этом даже самой себе.