Игра на двоих (СИ)

Церемония получается скромной и красивой, и вряд ли в этой красоте есть заслуга Плутарха. После официальной части все происходящее в зале выходит из-под жесткого контроля Президента: начинаются танцы. Видевшие в своей жизни так мало хорошего и жаждущие веселья, люди моментально разбиваются на пары и становятся друг напротив друга. Ряды танцующих тянутся от алтаря (молодожены) и до самых дверей зала (местные жители). Хеймитч молчит, но я чувствую на себе его тяжелый взгляд. Он хочет пригласить меня на танец. Качаю головой: давай не будем.

— Детка, если ты вдруг забыла, я не кусаюсь, — разочарованно усмехается мужчина.

Ответить не успеваю: передо мной вырастает худощавая фигура Президента. Несмотря на собственные слова о том, что свадьба — отнюдь не праздник и не повод наряжаться, Койн облачилась в элегантный черный костюм и убрала волосы в аккуратный низкий пучок.

— Ты танцуешь?

Растерянная, я медлю с ответом так долго, что женщина, улыбнувшись, молча берет меня за руку и ведет в центр зала, где кружатся в танце Победители. Я не решаюсь оглянуться на Хеймитча.

— Ты очень красивая, — замечает Койн, делая первый шаг.

— Спасибо.

Кому-то слова Президента могут показаться странными, но я, знающая эту женщину лучше многих — если не всех — присутствующих, не вижу в них ничего особенного, никаких скрытых намеков, никакого подтекста. Ей нравится, как я выгляжу. Ей нравится, что я танцую с ней и все, кроме поглощенных друг другом молодоженов, на нас смотрят. Ей нравится ощущение, что я — ее. Это иллюзия, но Аль делает все, чтобы мечта стала реальностью. И я не уверена, что хочу ей в этом мешать. Мне спокойно, когда она рядом, а желание покоя идет первым в моем списке. Порой мне даже кажется, что первым и последним, что это единственное, чего я по-настоящему хочу.

После танца, который настолько незамысловат, что больше напоминает обмен любезностями и учтивое раскланивание, я собираюсь вернуться на свое место рядом с Хеймитчем. Но, вспомнив его выражение лица — «нам нужно поговорить», — не сопротивляюсь, когда смеющийся Лео хватает меня за руку и приглашает присоединиться к хороводу. Койн удовлетворенно кивает и уходит, чтобы остаток вечера наблюдать за праздником из диспетчерской, где уже ведется съемка нового ролика. А дальше у меня по списку Гейл, Китнисс, родители и кто-то еще: танцы сменяются так быстро, что я не запоминаю лиц партнеров. И все рады, и все улыбаются, и мне приходится делать то же, что и окружающие меня люди. Все хорошо. Жизнь продолжается.

Мы с Эвердин подходим к Финнику. При нашем появлении лицо парня озаряется широкой улыбкой. Впрочем, причина не в нас: сегодня он так реагирует на каждого. Все дело в крепко держащей его за руку Энни. Китнисс хочет пригласить на танец невесту, я — жениха.

— Ты же говорила, что тебя напрягает общество этой сумасшедшей? — шепчу я Сойке.

— Ее любит Финник, — отвечает она. — Этого для меня достаточно, чтобы принять ее.

В ожидании, пока заиграет музыка, мы ведем светскую беседу. Я больше молчу, слушая собеседников и смотря в зеленые глаза девушки из Четвертого. Мысли бегут одна за другой, но все в одинаковом направлении. Начинается танец.

— Поздравляю, Одэйр.

— Спасибо, Роу.

— Скажи…

— Что именно?

— Энни ведь не такая сумасшедшая, как все думают?

Парень молчит. Проходит минута, ещё одна. Мы продолжаем танцевать как ни в чем не бывало.

— Скажи, Генриетта, — он лукаво улыбается и обрывает затянувшееся молчание, — твои отношения с бывшим ментором ведь не настолько невинны, как все думают?

С моих губ срывается нервный смешок. Знает, что ответить.

— Сохрани мою тайну, и я сохраню твою.

— Договорились, — смеётся в унисон со мной Одэйр.

Но мне уже не смешно: я хочу сказать парню кое-что очень важное. Музыка стихает, а мы продолжаем стоять друг напротив друга.

— Знаешь Финник, я не уверена, есть ли счастье в мире, где нам с тобой выпало жить: слишком редко оно встречается таким, как мы. Но если оно все же существует, то это все, чего я тебе желаю. Счастья.

С этими словами я легко целую его в щеку, подвожу к Энни и соединяю их руки.

— Это ваш день, ребята. Наслаждайтесь. Вы заслужили.

Оба выглядят растроганными. Китнисс смотрит на нас с удивлением. Непривычно видеть меня доброй, да, Сойка? Улыбнувшись им напоследок, я поворачиваюсь, мельком оглядываюсь по сторонам и ухожу к себе. Хеймитча не видно.

Он ждет в отсеке; мне даже не нужно включать свет, чтобы увидеть гостя, сидящего на моей кровати. Смятый галстук лежит рядом, рубашка расстегнута до груди, волосы взлохмачены. В молчании зажигаю настольную лампу, приближаюсь к зеркалу и пытаюсь снять платье. Ставшая вдруг страшно неудобной ярко-зеленая тряпка смотрится на мне до крайности нелепо и уродливо. Хеймитч встает, подходит и осторожно расстегивает молнию.

— Если бы Президент Тринадцатого была мужчиной, — тихо замечает он, — я бы подумал…

— Что я влюбилась? — почему-то его ревность — или даже мысль о ней — вызывают у меня смех.

Наверное, не надо было пить столько сидра.

Мужчина хмуро кивает.