Сомнения, сомнения. От долгих размышлений я запутываюсь в своей паутине и, зажмурившись до звездочек в глазах, стараюсь поскорее уснуть. Но на этом все не заканчивается. Следующим утром просыпаюсь не от пронзительного визга будильника, а от чьего-то пристального взгляда. Хеймитч сидит в изножье узкой кровати. Заметив, что я не сплю, он протягивает руку и осторожно гладит меня по бедру сквозь тонкую белую ткань. От его прикосновений по коже бегут мурашки. Я моментально напрягаюсь. Явился завершить начатое прошлое ночью? Взгляд ментора скользит по комнате и цепляется за единственное яркое пятно в комнате — разорванное платье на полу, неподалеку от кровати. Серые глаза широко раскрываются: память услужливо подбрасывает картины прошлой ночи. Голос мужчины дрожит.
— Прости. Я был пьян. Я не должен был…
Вдох. Я прячусь под одеяло с головой.
— Уходи.
Выдох. Хеймитч на ощупь пытается найти мою руку.
— Детка…
Окаменевшее сердце обрывается, падает и разлетается на осколки.
— Убирайся!
Не знаю, к чьим ногам оно упало. Не знаю, чье это было сердце.
Я уговариваю себя, что мне есть, за что злиться на него. Пусть я виновата перед ним, пусть держу его на расстоянии, не объясняя причин, — он не должен был ни говорить тех страшных слов, ни делать… пытаться сделать… заставлять меня… любить его. Ментор не уходит, и я, защищаясь, притворяюсь, что мне все равно. Завернувшись в одеяло, сползаю с кровати, беру униформу и молча иду в ванную. Тщательно запираю дверь, включаю воду и долго стою под горячим душем. Надеюсь согреться. Не получается. Я слишком запуталась. Кто перед кем виноват? Кто кого не любит? Кто должен уйти? Когда я возвращаюсь в спальню, то вижу, что Хеймитч так и сидит на кровати. Продолжая делать вид, что не замечаю его, расчесываю влажные волосы, заплетаю их в косу на манер Сойки, обуваюсь. Дрожащие пальцы путаются в длинных шнурках. Я медлю нарочно, то ли надеясь, что он все же уйдет, то ли ожидая продолжения вчерашнего разговора. Но ментор молчит и только наблюдает за мной. Несколько раз наши взгляды встречаются и тут же расходятся. Тишина угнетает все больше и больше. Она давит на нас обоих, сталкивает лбами и тут же разделяет невидимой стеной. Коммуникаф издает громкий писк: несмотря на ранний час, меня уже ждут в Штабе. Иду к двери, но Хеймитч ловит за руку и останавливает на полпути. Мужчина держит мою ладонь в своей. Я сопротивляюсь лишь на словах.
— Мне надо идти.
Мне, не нам. В тот день ментор не появляется ни в Штабе, ни в Военном и Учебном Центрах, ни даже в столовой. Когда вечером я возвращаюсь в отсек, комната встречает меня пустотой и тем же тягостным молчанием.
Дальше все идет наперекосяк. Ну, не совсем все — рушится только то, что между мной и Хеймитчем. А война продолжается. На собрании Койн объявляет о начале подготовки к штурму Капитолия. И мы — Звездный Отряд, как нас насмешливо называет Президент и на полном серьезе — Хевенсби — должны будем принять в нем самое непосредственное участие. Никто не возражает: у каждого свои причины отправиться в столицу. Китнисс горит желанием убить Сноу, Гейл — освободить народ от многолетнего рабства, Джоанна — отомстить за издевательства, Финник — защитить последнего оставшегося в живых любимого человека. А я просто хочу завершить начатое и обрести покой. Но Президенту Тринадцатого нет дела до того, что нами движет. Ей нужны заснятая на камеру финальная битва и победа революции, неважно, какой ценой. Боггс возражает, говоря, что большинство Победителей не готово к бою. Отчасти его заявление справедливо: из всех нас только Гейл не пропустил ни одной тренировки. Койн парирует: время на подготовку еще есть. Мы исправно посещаем занятия и, по истечении трех недель, подаем заявки на участие в военной операции в Распределительный Совет и сдаем теоретический и практический экзамен. Отчего-то мне кажется, что даже если кто-то из Победителей провалит его, Койн закроет на это глаза и отправит в Капитолий всех. Ее интересует лишь результат — свержение Сноу. А для того, чтобы вдохновить народ на этот подвиг, нам не нужно быть такими уж хорошими бойцами: мы просто должны как можно убедительнее сыграть свою последнюю роль. Конечно, это не более чем мои домыслы, и я не собираюсь делиться ими ни с кем.
Президент приказывает Китнисс и остальным сейчас же отправляться на первую из двадцати одной тренировки, а меня просит остаться.
— У тебя все нормально? — когда я подхожу к ее рабочему столу, женщина выглядывает из-за экрана компьютера и окидывает меня быстрым, но внимательным взглядом.
— Да, а что?
— Выглядишь неважно.
— Я в порядке. Хочу поскорее приступить к тренировкам.
Словно не поняв намека, Койн указывает глазами на стоящий рядом стул.
— Как Хеймитч?
— Неплохо, — я растягиваю губы в улыбке. — После детоксикации даже яблочный сидр стал для него слишком крепким.
По тому, как она мнется, прежде чем перейти к главному, я понимаю, что вопрос о менторе был всего лишь поводом продлить наш разговор ни о чем.
— Можешь тренироваться вместе с остальными, Генриетта, но в Капитолий ты не полетишь.