— Знаю. Но я уже все для себя решила, и не тебе меня останавливать. Я лечу во Второй вместе с Хеймитчем и остальными Победителями.
— На этот раз я и не собиралась, — задумчиво отвечает она, постукивая карандашом по столу. — Не считая Ореха, Дистрикт — наш, особой опасности возникнуть не должно. А даже если что-то пойдет не так, с тобой будут лучшие бойцы Тринадцатого. Плутарх хочет, чтобы на этот раз в ролике приняли участие все Победители — и те, кто выбрался с Арены, и те, кого спасли из плена.
— Звучит так, будто ты уговариваешь меня ехать, — смеюсь я.
Женщина криво улыбается:
— На самом деле я уговариваю саму себя.
Мы прибываем во Второй следующим утром, как раз к началу собрания. Нас встречает и отводит в местный Штаб — развалины Дома Правосудия — командор Дистрикта, высокая статная женщина по имени Лайм. Как только собрание объявляется открытым, Бити подключает видеоконференцсвязь, чтобы Койн тоже могла принять участие в обсуждении нашей стратегии. Первые два часа предложения сыплются со всех сторон — взломать компьютерные системы, послать шпионов, использовать отвлекающие маневры, штурмовать входы в открытую. Но, по мере того, как в каждой находится какой-то изъян, а отказы становятся все более резкими, количество желающих высказаться стремительно сокращается. Волнение нарастает, разговоры ведутся на повышенных тонах. Лайм и Пэйлор — командор Дистрикта-8 — категорически не согласны жертвовать своими и так сильно поредевшими войсками. Койн непреклонна: это война, и жертвы неизбежны. Все остальные молчат и думают, думают, думают. Следующим свое предложение выдвигает солдат Хоторн.
— Так ли необходимо захватить Орех? — спрашивает он, обращаясь к Президенту Тринадцатого и тем самым признавая ее главной в нашей разношерстной компании. — Или будет достаточно вывести его из строя?
— Что ты предлагаешь?
Парень зловеще улыбается и выдерживает небольшую паузу, прежде чем начать говорить. Его выражение лица знакомо каждому, кого коснулись Игры Капитолия. Это улыбка вышедшей на охоту Смерти.
— Орех окружен цепью таких же крутых гор и склонов. Я предлагаю взорвать вершины, вызвать лавину и заблокировать входы. Отрежем врага от внешнего мира, лишим его воды, еды и воздуха, — проблема решена.
— Не совсем. Что делать с железной дорогой и станцией? Все выжившие сбегут на площадь, — замечаем Бити.
— Не смогут, — Гейл качает головой и улыбается еще шире. — На станции их будем ждать вооруженные до зубов мы.
— Расстрелять без суда и следствия?
— Именно. Или, если для вас это слишком, просто взорвать железную дорогу вместе с холмами.
— Гейл, работники Ореха — мирные жители Второго, — возражает Китнисс
— Не такие уж и мирные, Кискисс. Эти люди помогают нашему врагу. Они тоже против нас, против революции.
Внезапно Эвердин расталкивает стоящих вокруг людей, одним движением руки скидывает с ровной деревянной поверхности карты, чертежи и планы, забирается на стол, встает на ноги и по очереди всматривается в лицо каждого присутствующего.
— Вы все ошибаетесь, если думаете так же, как Гейл. Эти люди — не враги нам, а мы — не враги им! Сколько можно убивать друг друга?! На Арене я убила Катона, а тот убил Цепа, а тот убил Мирту. Мы делали это не ради себя, а на потеху Капитолию. В Играх никогда не побеждают Дистрикты, только Капитолий! Сколько можно быть его рабами?! Я больше не хочу быть частью Игр. Мы не враги друг другу, у нас один общий враг.
Девушка находит взглядом Гейла и обращается к нему.
— Ты ведь даже не знаешь, как они туда попали… Может, их вынудили, заставили, удержали против воли! Может, у каждого из них есть семьи — родители, дети, любимые люди!
— Совсем как у наших отцов были мы, да, Эвердин? — парень смотрит на ее снизу вверх, но отчего-то создается впечатление, что все происходит наоборот, что это Китнисс стоит где-то внизу, а мы все — над ней.
Та потрясенно умолкает и глядит на друга взглядом, полным ужаса, словно не узнавая его.
— Давайте голосовать, — обрывает их спор Лайм. — Сойка, слезай со стола! Я не в восторге от твоего предложения, Хоторн, но, похоже, это наш единственный шанс.
После того, как идея Гейла получает одобрение Бити и остальных Победителей, кроме Китнисс, командоров Второго и Восьмого, а также Президента Тринадцатого, все последующие события идут по нарастающей. Облака пыли и гравия скрывают от наших глаз небо. Мы стоим на крыше Дворца Правосудия, наблюдая, как смертоносная волна камней спускается вниз по горе и накрывает Орех, заваливая входы-выходы и превращая его в гробницу. Знаете, о чем я думаю в этот момент? Я вспоминаю гибель отца и желаю, чтобы в шахте Второго было как можно больше народа и каждого из погибших дома ждали дети.
— Эрика? — едва слышно зовет меня Хеймитч.
Я вопросительно смотрю на него. Мне не грустно, не страшно, не жалко, но разговаривать почему-то не хочется. Хочется помолчать. И еще чтобы все поскорее закончилось. На меня вдруг наваливается смертельная усталость.
— Что бы ты сказала, если бы это, — он показывает на лавину, — была моя идея?
Отвечаю, не задумываясь ни на секунду: