Накануне казни я беспокойно ворочаюсь в постели с боку на бок, пока не осознаю всю тщетность попыток заснуть этой ночью. Оставшиеся до рассвета часы я просто лежу на спине, сверля невидящим взглядом потолок. Чуть только светает, раздается громкий стук в дверь. Эффи. «Пора вставать, сегодня важный-преважный день!». Губы помимо воли трогает слабая улыбка. Хорошо, когда в условиях постоянных катаклизмов хоть что-то остается неизменным. Старые знакомые — Вения, Октавия и Флавий — робко заглядывают в комнату и говорят, что пора начинать подготовку. Стоящий за спинами ментор зевает и усталым жестом трет глаза. Его лицо осунулось, а кожа пожелтела. Эта ночь — да и все предыдущие, проведенные в Капитолии — была трудной не только для меня. Эффи обещает зайти чуть позже и проверить, как у нас дела, после чего уходит, стуча острыми каблучками. Пока Октавия наполняет глубокую ванную горячей водой и пеной, ее напарники устанавливают на столе зеркало и раскладывают инструменты. Работы у них как никогда много: стилисты и их помощники мертвы, и теперь им предстоит подготовить для камер нас всех — меня, Китнисс, Пита, Хеймитча, Джоанну и Бити — поэтому мы и начинаем так рано, на рассвете. Капитолийцы осматривают меня со всех сторон и негромко цокают языками, находя на моем теле очередной шрам. «Это еще что», — мысленно посмеиваюсь я. — «При виде сгоревшей почти дотла Сойки вы, ребята, наверное, впадете в истерику». Меня одевают в уже знакомый черный защитный костюм, созданный Цинной. Помощникам стилиста пришлось над ним немного поработать: больше испытаний, чем мне, пришлось перенести только моей одежде. Флавий делает неброский макияж и не может сдержать укоризненного вздоха, когда дело доходит до прически. В итоге, Вения слегка взлохмачивает короткие пряди сзади, фиксирует их гелем, и выпрямляет отросшую челку, закрывая один глаз. Я выгляжу так, будто снова отправляюсь на войну.
Ментор отказывается от помощи команды подготовки, говоря, что они больше нужны Китнисс, чем ему. Он принимает душ, бреется, надевает свой костюм и небрежным жестом проводит расческой по волосам, а затем опускается на подлокотник кресла, в котором сижу я, и осторожно сжимает мою руку в своей. Прижимаюсь к его плечу и закрываю глаза. Так мы и сидим весь следующий час, в ожидании прихода Эффи. Не знаю, как Хеймитч, а я в этот момент чувствую себя на бесконечность старше своих восемнадцати лет.
Приходит Бряк, чтобы отвести нас на какое-то срочное собрание. Десять минут спустя я обнаруживаю себя сидящей в небольшом конференц-зале за длинным столом вместе с остальными Победителями. Слева от меня — Джоанна и Бити в инвалидном кресле, справа — Хеймитч, Китнисс, Пит и Энни. Все выглядят уставшими и какими-то потерянными.
— Что это такое? — спрашивает Сойка.
— Похоже на сбор оставшихся Победителей, — нерешительно отвечает мой напарник.
— Это все, кто остался в живых? — только сейчас Эвердин понимает, как сильно поредел отряд четыре-пять-один.
Мы хмуримся и оставляем ее вопрос без ответа.
Пришедшая последней Койн закрывает за собой дверь, садится во главе стола, посылает мне мимолетную улыбку и начинает Совет. В последние дни мы с ней почти не виделись: все ее время занимают важные государственные дела.
— Я попросила вас собраться здесь, чтобы решить один спорный вопрос. Сегодня, как вам известно, мы казним Сноу. В течение предыдущих недель были рассмотрены дела сотен его сообщников по угнетению Панема, и теперь все они ожидают собственной смерти. Тем не менее, страдания Дистриктов были настолько ужасны, что эта мера — смертная казнь — представляется жертвам репрессий недостаточной. Очень многие выступают за полное уничтожение всех обладателей капитолийского гражданства. Однако в интересах поддержания жизнеспособного уровня населения мы не можем себе этого позволить. Таким образом, выбор за вами. Я и мои коллеги не смогли прийти к консенсусу и подумали, что будет справедливо оставить решение за Победителями. Сейчас мы проведем голосование. Воздержаться нельзя. Четверо из вас большинством примут или отвергнут следующее мое предложение. Вместо ликвидации всего населения Капитолия, мы проведем последние, символические Голодные Игры, используя детей — прямых родственников всех членов правительства.
Президент Койн говорит со всеми, но смотрит только на меня, и я понимаю, что это — ее подарок мне. Все время, пока решался вопрос о том, что делать с сообщниками Сноу, она помнила о моем желании отомстить не самому Президенту, его чиновникам и Организаторам Игр, а их семьям. И, когда представилась такая возможность, женщина исполнила мое желание. Уничтожить то, что им дороже всего, — их детей.
— Вы шутите? — спрашивает Пит.
— Нет, и я также должна вам сказать: если мы проведем Игры, то будет известно, что это было сделано с вашего согласия, хотя персональное распределение голосов будет держаться в секрете для вашей собственной безопасности.
— Это была идея Плутарха? — уточняет не подозревающий о моих мыслях Хеймитч.