Игра на двоих (СИ)

Отбросив сумки и оружие в сторону, медленно опускаюсь на землю и, обхватив голову руками, закрываю глаза — не хочется показывать истинные чувства зрителям и Распорядителям, но от камер не спрятаться. Слез нет — только ужас, бесконечное чувство вины и боль. Меня охватывает дрожь. Я до безумия хочу забыться, убежать, спрятаться от собственных мыслей, но они все равно настигают меня и загоняют в угол. Мне никуда не скрыться от них. Я бессильна.

Пытаясь выжить, я ни на секунду не задумывалась о том, что ради этого мне придется убивать — не животных, как на охоте в родном лесу, а живых людей. Без колебаний убила того парня из Дистрикта-10, обрекла на гибель Миэль — я ведь почти с самого начала знала, что тот кролик отравлен; наблюдала за медленной и мучительной смертью Эсмеральды под обломками скал. Убитые мной трибуты сами хотели моей смерти, я лишь защищалась, а потому мне не в чем себя упрекнуть. Но Эмили… Возможно, она и правда не желала мне зла и, понаблюдав за мной, решила, что я заслуживаю победы в Играх. Ничья смерть не вызвала сожаления — Хеймитч научил меня не испытывать жалость ни к противникам, ни к себе, однако меня не продолжает терзать мысль о том, что я ошиблась, подозревая Эмили в обмане. Теперь я никогда не узнаю истинные мотивы ее поступка.

Впав в оцепенение, немигающим взглядом смотрю на потолок и стены пещеры. Мысли пролетают одна за другой, но я уже не прислушиваюсь к ним. Закрыв глаза, представляю Дистрикт-12, знакомый лес, родителей, ментора — все, что угодно, только бы не возвращаться на Арену. Я устала. Замкнувшись в себе, сосредоточившись лишь на том, что происходит вокруг, я медленно, но верно теряю связь со всем, ради чего стоит жить, с теми, кто ждет меня, с тем, куда обязательно нужно вернуться.

Вдруг, как тогда, в Доме Правосудия, меня охватывает злость. «Ты хотела выжить. Ты убила ее ради того, чтобы выжить. А сейчас? Что случилось? Ты уже не хочешь вернуться живой? Даже профи не смогли тебя убить, неужели ты сама разрушишь все, чего добилась и откажешься от своего обещания? Предпочтешь деревянный ящик короне победителя?». Я мысленно даю себе пощечину. «Отвечай!».

Постепенно ко мне возвращается логика и способность ясно мыслить. Несмотря на чувство вины, я так и не поверила до конца в то, что Эмили искренне желает помочь и защитить младшего участника Игр. Мне с детства знакомы принципы и правила, действующие на Арене, и на моей памяти ни разу не случалось, чтобы трибут жертвовал собой ради союзника, даже если они из одного Дистрикта. Объединяясь, игроки всегда преследовали какую-то цель и, стоило им ее достичь, как они вновь становились врагами и не останавливались ни перед чем, чтобы убить вчерашнего напарника. Любой союз был временным: как только остальные соперники были мертвы, бывшие друзья принимались друг за друга, напрочь забыв о связывающих их узах. Рано или поздно это ждало бы и нас с Эмили: либо ее убил бы кто-то из профи или оставшихся трибутов, либо это пришлось бы сделать мне. И кто знает, смогла ли я поднять на нее руку после всего, что мы пережили вместе? Я и сейчас испытываю чувство вины, хотя была знакома с ней несколько минут — что было бы, проведи я с ней хоть пару дней? Нет ответа. Узы, связывающие людей перед лицом смерти, не так просто разорвать.

Внезапно мои мысли обращаются к Капитолию и Распорядителям. Представляю, как повеселились Организаторы, наблюдая за мной: зрителям ведь только и нужно, что зрелище, а я его им обеспечиваю практически с первого дня Игр. Умом понимаю, что все случившееся на Арене — вина Капитолия; мы убиваем друг друга по его прихоти, просто для развлечения заскучавших жителей и для того, чтобы потешить самолюбие Сноу.

Тем не менее, Организаторы дают выбор, пусть нам и не нравятся предложенные варианты. Мы можем убивать, чтобы выжить самим, быть убитыми другими, более сильными и выносливыми трибутами, или же совершить самоубийство на глазах зрителей, в знак протеста против всего мира. Другой вопрос — не будет ли подобный поступок расценен как слабость? Не зря говорят — выживает сильнейший, и не важно, силен ли он физически, или в нем сильно желание жить. Неужели после всех хлопот, которые я доставила Распорядителям, я смогу так легко сдаться и умереть, как они того желали? Ни за что. Единственное оставшееся у меня желание — взглянуть в глаза президенту и Сенеке во время коронования пятнадцатилетней победительницы. Ради такого стоит дожить до финала.