Вскоре за мной приходит Эффи. Под её бесконечную болтовню мы направляемся к станции на машинах, тех же, на которых прибыли миротворцы. На платформе нас уже поджидают репортеры. Джейк ведет себя так, будто всю жизнь провел под прицелом камер; я не обращаю на толпу внимания, стараясь не выдать легкого волнения и придать лицу как можно более спокойное, даже слегка отстраненное выражение. На несколько минут задержавшись в дверях вагона по приказу Бряк, чтобы журналисты успели нас сфотографировать, мы проскальзываем внутрь. Двери закрываются, состав набирает скорость.
Я никогда не ездила на поезде, поэтому не могу сдержать любопытство и подхожу к одному из боковых окон. Мимо с безумной скоростью проносятся темно-зеленые леса; деревья сливаются в одну линию. Эффи приглашает меня на экскурсию до моего купе. Даже дом мэра, самого обеспеченного человека в Дистрикте-12, смотрится нищим по сравнению с тем, что я вижу в капитолийском экспрессе. Каждому трибуту выделяют отдельное купе, гардеробную и ванную. Эффи проводит краткий инструктаж (впрочем, все инструкции сводятся к одному: «Здесь все для тебя, можешь делать, что хочешь!») и, напомнив, во сколько нужно выйти к ужину, уходит.
Сняв платье и распустив волосы, принимаю холодный душ, чувствуя, что пока не до конца осознаю происходящее. В гардеробной долго рассматриваю многочисленную одежду, выбирая, что надеть, но останавливаюсь на простых черных штанах и плотной рубашке. Не глядя в зеркало, делаю привычный хвост и, посмотрев на часы, иду в столовую — до ужина еще далеко, но мне хочется осмотреться.
Пройдя по длинному узкому коридору, я без особого труда нахожу нужный вагон, толкнув дверь плечом, захожу внутрь и окидываю столовую взглядом. По обеим сторонам — огромные окна. Очень много мебели — стол, десяток стульев, кресла, барная стойка; нужно постараться, чтобы добраться из одного конца вагона в другой. Стол уже накрыт; вместо привычного пластика — стекло и хрусталь. Однако как только я замечаю сидящего в одном из кресел и смотрящего в окно ментора, все остальное кажется уже не столь важным и интересным. Явно почувствовав чье-то предчувствие, Хеймитч поворачивает голову. Наши взгляды встречаются. Молчание. Спустя пару секунд один из нас все же подает голос.
— Значит, решила на собственной шкурке узнать, что случается с Победителями?
— Почти. Пока ограничилась лишь званием трибута. И решение явно приняли за меня.
Ментор невесело улыбнулся.
— Так было со всеми нами: Капитолию не очень-то интересно наше мнение.
— Да, я заметила, — на этот раз усмехнулась я.
Хеймитч продолжал все так же внимательно смотреть на меня, то ли ожидая продолжения фразы, то ли, как и я, вспоминая день нашего «знакомства».
Мне и раньше случалось видеть его в Дистрикте. Как правило, он приходил в Котел за очередной порцией спиртного, а я — с добычей, которую хотела обменять на предметы первой необходимости. От родителей я знала, что он — единственный победитель Игр из Двенадцатого, бессменный наставник для наших трибутов, а от одноклассников — что любитель выпить и затеять драку, стоит кому-нибудь сказать ему хоть слово против, а также просто пропащая душа, не заслуживающая ничего, кроме презрения и жалости. Взрослые Хеймитча не любили, дети — не любили и боялись и всячески это демонстрировали. Не понимаю только, как его не разорвали на куски родители, чьих детей он готовил к Играм и которых благополучно убили в первые же минуты битвы.
Некоторое время я наблюдала за ним, стараясь понять, что могло привести его к столь странному для Победителя образу жизни. И чем дальше, тем больше вопросов у меня возникало, однако я не отваживалась задать их ни тем, кто видел сезон с его участием, ни родителям. В тот день, год назад, я зашла в Котел, чтобы продать пойманную рыбу и узнать у местных торговцев последние новости. Хеймитч уже был там — сидел за одним из длинных деревянных столов, держа в руках пустой стакан, и о чем-то тихо переговаривался с незнакомым мне мужчиной.
На выходе из Котла меня окликнула стоящая в стороне компания знакомых парней и девушек. Пару минут мы поговорили на отвлеченные темы, однако вскоре разговор зашел о Хеймитче и его недавней выходке: на днях он подрался с главой миротворцев. Только если вы думаете, что все его поддержали, то сильно ошибаетесь. Миротворцев у нас тоже не любят, но ненависть и отвращение к ментору, видимо, оказались сильнее: Дария представили бедным и несчастным, который просто оказался не в то время и не в том месте и попался сумасшедшему пьянице под руку.
И тут, выслушав очередную порцию оскорблений в его адрес, я не выдержала.
— Может, вам не стоило бы так говорить о нем?
Вся компания дружно уставилась на меня.
— Ты его защищаешь?
— Нет, мне просто надоели разговоры в подобном тоне. Посмотрела бы я на вас после Голодных Игр! Вы даже не знаете наверняка, что с ним случилось, что заставило его стать таким, но почему-то считаете себя вправе осуждать его. Как-то неправильно, не находите?