Игра на выживание

Но Питер не смотрит на отца. Он теперь взрослый мужчина, и он смотрит на меня. Он – хороший человек. Человек, который услышал историю Мохаммеда и все равно продолжает видеть во мне хорошее. Он хочет дать мне второй шанс. Но я не могу себе это позволить. Не могу, потому что знаю то, чего не знает Питер. О пожирающем огне. О том, что умер не только Мохаммед. Были еще мама и папа. Так случается со всеми, кто был близок мне или кому я была близка.

– Питер, если ты подаришь мне эти годы, – говорю я, – я просто приплюсую их к тем, которые уже отдала мальчику.

Мои слова причиняют Питеру боль. Я вижу это по его лицу. Но лучше сейчас видеть боль в его глазах, чем потом увидеть, как он сгорает и ускользает. Именно этого Питер и не знает. Он не знает о том, как страдали все, кого я любила. Они получили пули в грудь, получили чиггеров в ступнях и отслеживающий чип в спину. Они горят, их пожирает огонь, а я просто стою и смотрю.

– Достаточно, – говорит молодой Черный костюм. – Мы ценим ваше согласие стать опекуном этого мальчика, мистер Маккинси. Но не вам и не вам, мисс Бейн, решать, кому и как будут начислены или вычтены годы жизни. Это решает суд. И мы сейчас будем совещаться по этому вопросу.

Они совещаются. Питер садится. Я сажусь. Мальчик садится.

– Ты понял? – шепотом спрашиваю я мальчика.

Это так сложно. Ему всего шесть лет. Он смотрит. Ждет. Кажется, даже дыхание задержал.

– Питер согласился взять тебя к себе. Так что тебя не депортируют. Ты поедешь обратно в Корри. Сегодня вечером поедешь. Он будет хорошо о тебе заботиться. – Я говорю шепотом, но уверена, что Питер меня слышит. Я хочу, чтобы он слышал. – Он даже будет строить с тобой пирамидки из камней. Высокие. Какие захочешь!

А потом я наклоняюсь к мальчику и говорю слова, которые уже никогда не надеялась произнести вслух:

– Я люблю тебя.

И повторяю, чтобы убедиться в том, что это правда прозвучало.

Я люблю тебя.

Это – правда. Это никуда не ускользает.

106 Кто остается и кто уходит

Совет принимает решение. Они говорят не умолкая и постоянно используют юридический жаргон, поэтому я стараюсь вычленить из всего этого главное. Приняв во внимание тот факт, что Питер вызвался стать опекуном, его годы не трогают. Мне присуждают (учитывая смягчающие обстоятельства) двадцать пять лет. Таким образом, у меня остается тридцать четыре. Теперь между мной и Кровавым камнем – только моя подпись. И мне дают ручку.

– Я не понимаю тебя! – кричит Питер. – Так нельзя!

Так надо.

– Это не обязательно должен быть Камень, – говорит бабушка. – Мы перешли от тяжкого преступления к дарению. Любому, кто дарит свои годы, делается инъекция!

Она пытается выторговать мне время. Хочет, чтобы меня перевезли в «Клинику конца жизни». Надеется, что я еще передумаю.

– «Правосудие не только должно свершиться, оно должно свершиться публично». Разве это не ваши слова, Айлин? – говорит молодой Черный костюм, а журналисты в это время печатают и скрипят ручками. – И кажется, я просил вас не вмешиваться в ход слушаний. Вы вмешались. Эстер, будьте добры, выведите миссис Бейн из зала суда.

Я не могу поверить в то, что бабушка уйдет. Но она уходит. И я не думаю, что она делает это из-за Эстер и двух дюжих приставов. Я думаю, она уходит, потому что не хочет видеть то, что произойдет дальше. Возможно, бабушка относится ко мне с большей теплотой, чем мне порой казалось.

Я ставлю свою подпись.

– Ты – сумасшедшая! – кричит Питер. – Сумасшедшая! Так нельзя делать!

Он кричит это так, будто я приношу себя в жертву. Но если делаешь что-то для того, кого любишь, это не жертва.

– И мистера Маккинси тоже выведите, – говорит молодой Черный костюм.

– Я не уйду, – говорит Питер.

– Уйдешь, – говорит его отец и тащит сына к выходу.

– Вы все тут с ума сошли? – кричит Питер.

Отец Питера оглядывается через плечо.

– Мне очень жаль, Мари, – говорит он.

Звучит очень даже искренне. А тот взгляд – я думаю, так смотрят все родители на тех, кто угрожает жизни их ребенка. Да, я продолжаю узнавать о жизни много нового.

Фокусируюсь на этой мысли, чтобы не видеть, как уводят Питера. Вернее – не слышать, как его уводят. Но я, естественно, его слышу. Слышу, как он вдруг начинает захлебываться от рыданий. Питер в бешенстве, он плачет, и ему плевать, что кто-то увидит его слезы. Но это пройдет. Питер успокоится. Он заслуживает хорошую спутницу жизни. И я не сомневаюсь – он ее встретит. Встретит хорошую, добрую девушку. Ту, которая не будет стоять в стороне, пока он горит.

Скоро в зале остаются только советники и пара журналистов с камерами.

И еще мальчик.

Он ни на дюйм не сдвинулся с места.

В глубине души я хочу попросить его уйти. Но потом вспоминаю, что ему случалось видеть вещи и пострашнее, и порой финал может принести пользу. Он помогает верить. И все эти мертвецы перестают бродить вокруг, будто они все еще живы.

Поэтому я ничего не говорю. И никто ничего больше не говорит.

К моменту, когда со всеми процедурами покончено, пистолет оказывается перед Финолой.

107 Что делает Финола