Игра на выживание

Он смотрел на меня из другого угла хижины. Уровень его раздражения догонял мой.

— Тогда почему ты злишься? И не пытайся разыгрывать невозмутимость. Я же вижу, — сердито бросил он.

— Я не злюсь, — упрямо повторила я, прекратив играть в разглядывание ногтей.

Какие ногти, если мои пальцы были сжаты в кулаки?

— Перестань мне врать! — прорычал Хейден.

Он вскочил с кровати, подошел к кушетке и замер, скрестив руки на груди. Под пылающим взглядом Хейдена я почувствовала себя маленькой девочкой. Тогда я встала, отнимая у него часть преимущества в росте. Но он все равно возвышался надо мной.

— Значит, ты можешь врать, а мне нельзя? — не выдержав, спросила я.

— Когда я врал? — спросил Хейден, удивленно пялясь на меня.

У меня вновь защемило сердце. Сейчас Хейден подтверждал, что сказал Даксу правду. Получалось, у него ко мне не было и нет никаких чувств.

— Выходит, что никогда, — ответила я.

Мне захотелось отойти подальше, чтобы между нами появилось хоть какое-то расстояние. Я успела сделать всего шаг. Рука Хейдена обвилась вокруг моего плеча и развернула меня лицом к нему. Я сердито сбросила его руку, метнув такой же сердитый взгляд.

— Спрашиваю: когда я врал? — повторил он, внимательно следя за мной.

— Значит, в действительности ты относишься ко мне так, как сказал Даксу? — спросила я, не отвечая на его вопрос.

У Хейдена приоткрылся рот, но тут же закрылся. Прищурившись, Хейден продолжал смотреть на меня.

— Тут все не так просто, — наконец выдавил он.

— Наоборот, — возразила я, отходя на шаг.

Стоя вблизи Хейдена, я не могла связно думать.

— Ты не понимаешь, — напряженно проговорил он.

Мне хотелось орать от досады.

— В чем сложность? В том, что я — твой враг? Я участвовала в вылазках, спасла жизнь Кита. Что еще я должна сделать, чтобы вы все начали мне доверять?

Странно, что у меня еще не шел дым из ушей. Моя злость достигла высшей точки. Доводы Хейдена казались совершенно жалкими. Я устала их выслушивать.

— Причина не в этом, — произнес он сквозь зубы.

— Тогда в чем? — не отступала я. — В чем кроется главная сложность?

— Во всем, — упрямо заявил он.

К досаде на Хейдена добавилась ярость.

— Если ты сказал Даксу правду и у тебя нет ко мне никаких чувств, тогда незачем было меня будоражить. Я так не могу. То ты целуешься со мной, а то в упор не замечаешь.

Я ненавидела себя за проклятую дрожь в голосе. Пальцы сжались в кулаки. Нет, я не раскисну. Я буду сильнее. В глазах Хейдена что-то мелькнуло. Он шагнул ко мне. Я попятилась. Нужно сохранять дистанцию, иначе мои мысли опять превратятся в кашу.

— Сложность в том, что мне нельзя к тебе привязываться, — наконец признался он. — Привязанности ослабляют, а мне непозволительно быть слабым. Я обязан быть сильным ради тех, кто рассчитывает на мою силу. А их очень много.

— Каким же дерьмом набита твоя голова, — сказала я, поражаясь таким доводам.

— Что ты сказала? — спросил он.

Голос Хейдена звучал пугающе спокойно. Он ждал дальнейших объяснений.

— Ты хочешь уверить всех, что заботишься о лагере в целом и не имеешь личных привязанностей. Ты хочешь выглядеть в их глазах суровым командиром. Но ты не настолько суров, как тебе кажется, — сказала я и вдруг ткнула его пальцем в грудь.

Хейден мельком взглянул туда, где только что побывал мой палец, потом снова поднял глаза на меня. Вид у него был оскорбленный.

— Да неужели? — язвительно спросил он.

— Представь себе! — огрызнулась я.

Расстояние между нами почему-то все время сокращалось, и теперь я уже обеими руками пыталась отпихнуть Хейдена подальше.

— Ты разыгрываешь из себя закоренелого эгоиста, которому на всех наплевать. А на самом деле ты привязан к каждому обитателю лагеря. Не надо особой проницательности, чтобы это увидеть. Ради них ты постоянно рискуешь жизнью, но пытаешься меня уверить, что привязанность к другим делает тебя слабее. Если бы ты всерьез в это верил, то не взвалил бы на свои плечи лагерь.

Я не замечала, как дышу все натужнее. Каждый вдох заставлял грудь тяжело вздыматься. Меня буквально трясло от злости на Хейдена. Он оказывался все ближе ко мне. Я отпихивала его со всей силой. Он внимательно смотрел на меня. От моих сердитых слов его дыхание участилось. Его ноздри раздувались, а челюсти были по-прежнему крепко сжаты.

— Хорошо, пусть тебе наплевать на меня. Только не вздумай говорить мне, что тебе нет никакого дела и до твоих солагерников, — продолжала я, выплескивая злость и эмоции. — Забота о других не ослабляет тебя. Она делает тебя человечнее.

— Ошибаешься, — медленно возразил он.

Я выпучила глаза, чувствуя, что устала спорить с ним:

— Думай как хочешь, Хейден.

— Ты ошибаешься, причем во многом, — добавил он.

От злости мне не стоялось на месте. От нее же меня трясло.

— Конечно. У вас же другие порядки, — прошипела я. — Так просвети меня, в чем я ошибаюсь.

На Хейдена это не произвело особого впечатления.

— Я объясню, почему привязанность к тебе ослабила бы меня. Я бы сразу начал думать о твоей защите, забыв обо всем остальном.