— Тогда почему бы тебе не убить меня и не избавиться от сложностей? — язвительно предложила она.
Я стоял к ней спиной, сжимая голову руками, и кожей чувствовал взгляд Грейс, прожигавший насквозь.
— Сама знаешь, я не могу этого сделать.
Я ощущал собственную слабость и уязвимость. Погано, что безопасность моих солагерников зависела от этой девчонки, которую по законам нынешнего мира мне надлежало убить. Это нужно было бы сделать еще тогда, в городе, но я считал себя перед нею в долгу. Потом у меня к ней появились чувства. Случилось именно то, чего я боялся с самого начала: эгоистическое желание держать Грейс подле себя обернется опасностью для нашего лагеря. Теперь все страхи у меня на глазах превращались в реальность, и потенциальная возможность крупной беды многократно возрастала, поскольку я знал, чья она дочь.
Знай я это с самого начала…
Я мотнул головой, прогоняя мысль. Я бы не смог убить Грейс начиная с самого первого дня. Разум мне подсказывал: не допускать никакого сближения. Я поддался чувствам… и вот результат. Жалкое романтическое оправдание того, чего следовало ожидать.
— Теперь… все… все разрушено, — сказал я.
Эти слова тоже напоминали спектакль, но мне было наплевать. Я не представлял, можно ли вообще придумать что-то конструктивное. Грейс предала мое доверие, и понадобится чертова пропасть усилий, чтобы его вернуть. В мире, где мы жили, доверие было опасной штукой. Пожалуй, самой опасной. Я даже не заметил, как стал ей доверять.
С меня хватит.
— Хейден, ну успокойся, — попросила Грейс.
В ее голосе больше не было злости. Только грусть. Я повернулся и заметил, что она успела сделать маленький шаг в мою сторону. Она смотрела на меня, слегка приоткрыв рот.
— Ты мне соврала, — повторил я, но уже без прежней уверенности.
Если несколько минут назад я был взбешен и растерян, сейчас осталась лишь щемящая досада. На лице Грейс мелькнуло что-то похожее на сожаление. Она сделала еще шаг ко мне и в нерешительности остановилась. Внешне мое лицо было непроницаемым, скрывая все донимавшие меня мысли.
— Знаю, — тихо повторила она.
Ее дыхание успокоилось, руки опустились, но пальцы были сжаты в кулаки.
— А я-то тебе доверял, — медленно произнес я, обнажая боль, которую до сих пор удавалось держать внутри.
— Ты и сейчас можешь мне доверять.
— Я не знаю, что делать, — признался я.
— И я не знаю, что говорить.
Перепалка развела нас по разные стороны костра. Сейчас мы стояли намного ближе, но не на расстоянии вытянутой руки.
— Могла бы хотя бы извиниться, — с упреком бросил я.
Среди прочего меня огорчало и ее нежелание извиниться за вранье. К моему удивлению, Грейс презрительно фыркнула. Я повернулся к ней, увидев прищуренные глаза.
— Хейден, я об этом не просила, — с похожим упреком ответила она. В голосе вновь звучал гнев. — Думаешь, я мечтала о такой жизни и мне хочется здесь находиться?
Ее слова были равносильны удару ножом в сердце. У меня ссутулились плечи. Я кивнул, плотно сжимая губы, затем усмехнулся. Невесело, с оттенком самоуничижения.
— Я понял.
Конечно, она не мечтала о жизни в чужом лагере. Разве она не говорила об этом с первого же дня? Я тешил себя мыслями, что Грейс действительно у нас нравится и Блэкуинг может стать ее домом. Я убеждал себя, что ей приятно жить вдвоем со мной. Получается, я занимался самообманом.
— Хейден, подожди! — спохватилась она, поняв опрометчивость своих слов.
— Все нормально. Теперь мне понятно.
Заметив в траве кое-что из снаряжения, которое мы не успели перетащить в палатку, я нагнулся за вещами, всячески избегая смотреть на Грейс.
— Хейден!
Это была попытка заставить меня остановиться и посмотреть на нее. Я словно не слышал.
— Ты идешь в палатку или как? — грубо спросил я, расцепляя полог.
Ответом мне был ее насупленный взгляд. Я был сердит, оскорблен, подавлен, но даже в таком состоянии меня зацепило ее несчастное лицо. Однако собственные душевные болячки перевешивали желание изменить ситуацию.
— Иду, — с тяжелым вздохом ответила Грейс, понимая тщетность дальнейшего разговора.
Я направился в палатку. Судя по звукам, Грейс ковыряла носком ботинка землю, забрасывая костер. Вскоре он погас. Стало совсем темно. Зажигать фонарь я не стал. Забрался в спальный мешок и повернулся лицом к стенке. Вскоре вошла Грейс, застегнув полог изнутри. Она молча улеглась возле другой стенки.
Сон не шел. Я лежал в темноте, прокручивая события и слова столь мирно начавшегося ужина. Факт оставался фактом: в одной палатке со мной лежала Грейс Кук, дочь Селта Кука, командира Грейстоуна. Даже знай я об этом с первого дня, я был бы не в силах что-либо изменить. Но сейчас меня тревожило другое.