Игра на выживание

Умник на секунду перестает возиться с оборудованием и замирает.

— Ее звали Чу Хуа, — тихо говорит он. — «Хризантема». Когда они переехали сюда, она стала представляться Дженни, потому что люди не утруждались запомнить ее настоящее имя. Но даже и так ее никто не звал.

Умник смотрит в никуда. Он сломлен, теперь это заметно.

— Умник… Эндрю, — обращаюсь я к нему по имени. — Не делай этого. Помоги нам. Помоги сбежать. Мы что-нибудь придумаем. Вместе. Не надо никому умирать.

Я-то уж точно больше не хочу в бардо. Несколько глотков воздуха, немного надежды — и мою решимость как ветром сдуло. К черту небытие.

— Ты не прав, — не соглашается Ум. — Люди должны умирать. Одни должны умереть, чтобы другие могли жить.

Он достает из пластикового мешочка очередной шприц. В том же мешке вместе с россыпью каких-то пузырьков лежит бесполезный радиоприемник Умника. Я вспоминаю услышанные в бардо голоса и звуки, но тут Ум склоняется надо мной со шприцем.

— Что это? — тяну я время.

— То, над чем я работаю. То есть мы работаем. Он был близок к успеху. Нужно только подобрать правильное соотношение гормонов. Они кое-что изменят в твоем организме. Ты станешь похож на Старика.

— На Старика?!

Я резко хватаю Умника за рубашку, отпрянуть он не успевает. Ум бьет меня ногой в живот и зовет подмогу.

Врываются островитяне.

* * *

Время течет мимо, качает меня на волнах то вверх, то вниз. Из коридора доносятся звуки: разговоры, тягучие хриплые голоса взрослых — наверное, из видеоигр, в которые круглосуточно режутся наши тюремщики. Иногда слышны кашель, удары, вскрики.

Я то проваливаюсь в темноту, то выныриваю из нее. Наконец ко мне постепенно возвращается ощущение собственного тела. Сначала начинают слушаться пальцы, затем руки. Еще через время я встаю. Жар прошел.

В окошко на двери заглядывает Умник; увидев, что я уже на ногах, он щурится. Моя адреналиновая злость вся перегорела, осталась лишь печаль.

Через пять минут Ум возвращается, с ним несколько островитян.

— Пойдешь спокойно? — спрашивает он.

— Куда?

— Тебя хочет видеть Старик.

Иду за Умником. Вокруг полумрак. В глазах туман и жжение. Уже знакомая невысокая блондинка открывает двери в лабораторию Старика. Он за столом, делает себе укол. Шлем от резинового костюма висит за спиной, напоминая полуотсеченную звериную голову. При виде меня Старик откладывает шприц, улыбается.

— Глазам не верю! — Он смотрит на Умника. — Эндрю, ты молодец. А мой окочурился. Как обычно.

— Вы двигались в правильном направлении, — отвечает Ум. — Просто нужен был свежий взгляд.

Старик вскакивает и обнимает Умника. Лицо у того делается счастливым. Никогда его таким не видел.

Умник поворачивает голову ко мне. Меня тут же, как по команде, хватает десяток островитянских рук, и Старик всаживает в мое тело очередную иглу.

— Не сопротивляйся, Джефферсон, — уговаривает Умник.

— Тебя не убивают, тебе дарят жизнь, — добавляет Старик.

На этот раз он не впрыскивает лекарство, а одну за другой наполняет пластиковые пробирки моей кровью. Силы постепенно покидают меня, я повисаю на руках островитян. Наконец иглу вытаскивают и дают мне рухнуть на пол.

Старик, прихватив наполненные кровью пробирки, уводит Умника к столу, где стрекочет какое-то оборудование. Они тихо разговаривают.

И тут я замечаю Кэт. Она лежит на столе, едва прикрытая простыней. Тело такое бледное и неподвижное, что я принимаю ее за мертвую.

Островитяне больше не обращают на меня внимания: усаживаются у стены на корточки и утыкают носы в мертвые мобилки — телефоны тут есть у каждого. Я с трудом волочу ноги к Кэт; в ушах звенит.

В обоих уголках ее рта запеклась кровь. Кэт открывает глаза, обведенные красными кругами.

— Джефферсон, — разлепляет она губы. Помолчав, добавляет: — Хорошо выглядишь.

— Ты тоже.

— Неправда. — Лицо у нее кривится, по щекам бегут розовые слезы. — Я выгляжу ужасно. Как покойница.

Кэт поднимает руку, но донести до лица не может.

Я сам утираю ее слезы.

— Никакая ты не покойница!

— Не надо… Не ври. Я знаю. Знаю, осталось чуть-чуть.

Она прижимается щекой к моей руке, и я не отнимаю ладонь.

— Донна… — шепчет Кэт.

— Что Донна?

— Она думает, я тебя не люблю. Думает, я просто… просто…

— Ну-ну, тише…

— Но смотри… смотри, что я сделала. — Кэт меня не слышит. — Пришли эти, спросили, кто пойдет с ними. А она спала.

— И ты вызвалась? Ради нее?

— Не ради нее, — возражает Кэт. — Ради нас. Мы с тобой здесь вместе. Ты ведь ее любишь? Может, вы оба выживете. Возьми меня за руку, — шепчет она.

— Кэт…

— Хочу тебя попросить…

— Проси, о чем угодно.

— Признайся мне в любви. Так, чтобы я поверила. Мне никто не признавался. Говорили, но не всерьез. Я точно знаю. — По щеке скатывается новая слезинка. — Признайся мне в любви так, чтобы я поверила.

Я не сомневаюсь ни секунды.

— Я люблю тебя.

— Я знаю. — Она крепче сжимает мою ладонь.

У меня перед глазами вдруг все плывет.

* * *

— Приведите его, — приказывает островитянам Старик.

Я не хочу вновь ощущать на себе их лапы, поэтому иду добровольно.

— Поразительно, — с улыбкой смотрит на меня Старик. — Как новенький.

— Поздравляю, — говорит Умник. — Ты будешь жить.

Это он мне.