Игра на выживание

– Принципом. Если хотите, я вижу у истоков становления государства исключительно право. Иначе опять получится некое монструозное образование, которое в XVI веке аннексирует Смоленск, потому что, де, это наша, когда-то отнятая у нас земля, а в XXI веке под тем же соусом захватывает Крым. Оставаясь и тогда, и сейчас страной-изгоем, с которой не хочет иметь дело никто в цивилизованном мире.

– То есть ты хочешь с этим миром жить… в мире. И согласии.

– Что же в этом плохого?

– Да нет. Плохого – ничего. Но если это согласие не позволит нам стать такими, какими мы стали?

– Тот же ответ. Не вижу в том ничего плохого.

– Вот как. Что ж. Жаль.

– А мне жаль, что этот разговор еще продолжается. Прощайте, молодой человек.

Шеф поднял пистолет. Замок его уже был взведен. Черный провал дула смотрел Денису куда-то в район переносицы.

Щелчок спущенного курка. Короткое жужжание раскручиваемого замка. И… ничего.

Именно в этот момент приоткрылась дверь, и в нее просунулась голова местного аборигена. С бородкой и возбужденным румянцем на щеках.

– Денис, – заговорщицким полушепотом с укоризной проворчал он. – Сколько можно. Всех повязали, только этот один и остался. Наместник Василий Шуйский гневаться изволит. Спрашивает, что это там, мол, за птица такая, которую ему – ему! – столько ждать приходится.

– Да, Дима… ммм… Дмитрий. Конечно. Забирай его. Я уже узнал все, что хотел.

* * *

Октябрь принес холодные ливни. Леса, богато осыпанные золотом с драгоценными вкраплениями рубиновых и изумрудных ожерелий, теперь увязли в печали и унынии. Под серой завесой угрюмых ливней вся нарядная напыщенность сентября растаяла и утонула в раскисшей грязи. Как и дороги, превратившиеся в чавкающие, разбитые и тонущие в болотцах хляби. Особенно те, что вели на запад. В раскисшее непроходимое месиво их превратило ушедшее из-под Смоленска войско Сигизмунда. Победившее в битве под Оршей, но не сумевшее добиться главной цели своего освободительного похода – вернуть город под власть Литвы.

О его недавнем стоянии под стенами крепости напоминали изломанные повозки, серые кострища, постепенно киснущие в лужах, расплывающиеся и обрушивающиеся под дождями земляные валы, орудийные брустверы да заполненные водой рвы, от которых сильно несло тиной. А еще укоризненно притулившееся у кромки леса кладбище, ощерившееся печально покосившимися крестами. Сбитыми в основном наспех и из чего попало. Большую часть лежащих в земле людей, которые явились под стены гордыми оршанскими триумфаторами, под ковер дерна уложили не отчаянные штурмы и боевые столкновения, а мор. Верный спутник любого осаждающего ту или иную твердыню войска. Особенно в том случае, если оно к такому сложному мероприятию, как осада, совершенно не готово.

– Так они что, даже осадных орудий с собой не притащили? – Лягушачий рот татарина, и так-то достаточно широкий, тянулся, улыбаясь, как резиновый, и пределов его гуттаперчивости не проглядывалось. – У них же для того почти три седмицы было.

– Пытаешься вытянуть из меня что-то, чего сам еще не знаешь?

Чувство благодарности. Избавиться от него было сложно. В конце концов, не топтать бы Денису даже средневековую землю, если бы этот степняк его не спас, вытащив из-под клинка Стася. А затем еще и в максимально сжатые по здешним меркам сроки доставил в расположение русского войска. И все же подтачивала мыслишка, что крымский деятель – такой же друг, как и ротмистр Торунский. Просто сейчас обстоятельства для них обоих сложились таким причудливым образом, что сотрудничество получилось взаимовыгодным. Правда, свою выгоду Денис уже поимел, а что потребует взамен татарин, знать не мог. Хотя и подозревал, что стоимость ответной услуги может оказаться заметно выше оказанной. Вот и старался держаться с ним приветливо, но осторожно.

Степняк хмыкнул:

– Я знаю много.

– Ну, еще бы. Сомневаюсь, что кружил все это время вокруг Смоленска из любви к местным пейзажам.

– Знаю, например, почему гетман Острожский вместо того, чтобы сразу после победы под Оршей идти на Смоленск, полмесяца просидел на заднице.

– Говорят, поляки возмутились. Тем, что лили кровь и гибли в изрядных количествах за интересы Литвы да под началом литовского гетмана, не особенно дорожившего их жизнями, а в это время четырехтысячный корпус литовцев спокойно прохлаждался в Борисове. Это уж не говоря о других панах литвинах, которые вообще предпочли остаться дома.

– Все так. В летописях так, наверное, и напишут.

– Что же, по-твоему, не напишут?