Игра не для всех. Сталинград

В воздухе повис незаданный вопрос, который, однако, всем присутствующим был вполне понятен: а какого тогда рожна вы вообще нам нужны? Но неожиданно сам взводный проявил инициативу:

— Ты не горячись, комбат, не все так плохо. Семидесятипяток у гансов не так много, тяжелых зениток тоже. Если буром вперед не переться, а действовать грамотно, умно, то глядишь и обойдется.

— Ну, так расскажи мне в подробностях про это «грамотно и умно».

Вместо ответа танкист достал из кармана замызганного комбеза неожиданно красивый портсигар с серебряными насечками и немецким орлом со свастикой на верхней крышке. Очевидно трофейный. Раскрыв его, лейтенант достал две немецкие папиросы Rot-Handle (эксклюзив однако!), протянув одну мне — и я машинально взял, не успев сказать, что не курю. Между тем Терехин эффектно зажег свою папиросу трофейной же зажигалкой и прикурил мне, не без бахвальства заметив:

— От пленного немецкого экипажа досталась!

Я согласно кивнул — и, делать нечего, затянулся. Все же неожиданное угощение взводным, да еще столь редким, можно сказать даже, элитным куревом было проявлением прежде всего доверия и признания меня как командира. Командира, с которым взводу Василия идти в бой — и кому в этом бою подчиняться! Так что отказываться от угощения — было ну так себе решением… А папироска ничего, я даже вроде как и не закашлялся, мысленно перенесясь в совершенно другое время и место, где единственный раз в жизни курил — и курил «по цыгански». Или как там оно называется, когда табачный дым выдувают из губ в губы? В моем воспоминании это были тонкие, часто складывающиеся в довольно ехидную усмешку губы, принадлежавшие довольно симпатичной, нравящейся мне девушке. И в тот особенно удачный для меня вечер наши губы встречались не только во время цыганской затяжки…

— Надо разведать место, участок атаки. Здесь хоть и степь, но ведь не идеально ровная: там промоина, здесь тянется неглубокий участок балки, там тебя кустарник маскирует… Короче, можно попробовать провести машину от одного укрытия к другому так, чтобы подобраться к фрицам поближе и одновременно не подставляться. На бортах бревна закрепим, гусеницы, мешками с песком все обвесим — худо-бедно, но первый выстрел если не остановят, так ослабят, глядишь и броня выдержит! Может, немцы и орудия своим самые сильные не сразу обозначат, поберегут. А может, сильнее пятидесятки у них ничего и не имеется! В любом случае, выберем низинку, куда можно скатиться после выстрела, а из нее уже будем выползать, да по одному-два снаряда в фрицев укладывать.

Предложение показалось мне довольно интересным, но я тут же нашел его слабые стороны:

— А если ближайшая низинка окажется на расстоянии в километр или больше от немецких позиций, тогда что?

Танкист пожал плечами:

— Попробуем найти другую. На худой конец, у нас в боекомплекте есть несколько шрапнельных выстрелов. Конечно, против укрытых в окопах эффект будет не самым сильным, но взорвется над огневой точкой — пулемет заткнет.

— Добро!

Я решительным жестом отбросил окурок под ноги, старательно его притоптав, после чего обратился к Терехину:

— Тогда пошли разведывать!

Разведка у нас заняла часа три, благо, что комполка меня хотя бы не торопил криками «давай-давай!» и «только вперед!». Хотя переговорив со мной после рекогносцировки, очень убедительно «рекомендовал» ускориться. На что я конечно, ответил утвердительно… В сторону высоты действительно тянется балка, одна из размытых весенними ручьями, питающими в марте речку Орловку. Танки по ней не пройдут, а пехота может приблизиться к позициям противника метров на триста. Вот только выход с нее наверняка заминирован, да и боевое охранение со скорострельной «косилкой» обязательно выставлено, минометы небось пристреляны… Но балка заросла высоким кустарником и деревьями, тянущимися и по ее границам, и в тени их так и не выгорела высокая степная трава. Так что танки мы решились провести под укрытием «зеленки», друг за другом, усилив лобовую броню все теми же гусеницами, мешками с песком и бревнами. Низину для относительно безопасной стрельбы по немецким огневым точкам Василий также подобрал — пусть не за семьсот метров, а где-то за восемьсот пятьдесят, но все же огнем поддержать танкисты нас смогут.

Также у балки мы с командиром минометчиков, лейтенантом Игнатом Косухиным, подобрали и позицию для его «самоваров». Хоть комполка и выделил (с явным скрипом!) все четыре батальонные «трубы» калибра восемьдесят два миллиметра, но снарядов к ним осталось не так много, да и тратить нам разрешили не весь запас. Так что ни о какой артиллерийской подготовке речи быть не может — даже звучит смешно, когда речь заходит всего о четырех минометах! Однако если по «тридцатьчетверкам» вдруг заговорят наиболее сильные противотанковые и зенитные орудия, то их вполне можно заткнуть огнем «самоваров».