Игра об Уильяме Шекспире, или Тайна Великого Феникса

Многие шекспироведы склонны сегодня критически относиться к этим записям Уорда, ибо они рисуют неприемлемый для них образ великого человека. Можно согласиться, что Уорд вряд ли проверял все эти полученные от своих прихожан сведения, но нельзя отрицать, что некоторые из них хорошо согласуются с известными теперь (но наверняка не известными Уорду) другими реалиями существования Уильяма Шакспера, с его занятиями, с его завещанием. Следы и отголоски реального существования Уильяма Шакспера довольно легко отслаиваются в записях Уорда от наивных домыслов и анекдотов о какой-то связи стратфордца с творчеством и о его огромных от этого доходах. Действительно, память о том, что один из самых состоятельных людей города, красивый настенный памятник которому есть в местном храме, подолгу жил в Лондоне, был там связан с театрами и таким путём заложил основы своего благосостояния, вполне могла сохраняться среди стратфордских обывателей в течение десятилетий, тем более что дочь Шакспера Джудит умерла только в том же 1662 году, когда в Стратфорде появился Уорд, а в доме на Хенли-стрит жили Харты — потомки сестры Шакспера Джоан. Несложно было узнать и через 40-50 лет о составе семьи Шакспера и об отсутствии у него образования: это помнилось, обсуждалось. А вот чем именно он при жизни занимался в Лондоне, его соседи вряд ли могли знать, и никто из его земляков (и не только земляков) при жизни не называл его драматургом, поэтом — на это нет ни малейших намёков.

Когда же в городке стали циркулировать занесённые извне слухи, что покойный стратфордец не просто что-то там делал в лондонских театрах, а был, оказывается, знаменитым сочинителем пьес, подробностями жизни которого интересуются почтенные приезжие господа, а потом и священник Уорд, требуемые «подробности» стали возникать и раскрашиваться сообразно с представлениями жителей Стратфорда о таких материях, как драматургия и поэзия. И вот возникла та смесь правды и наивных домыслов, называемая «преданиями», которая через несколько десятилетий после Уорда станет важным источником для шекспировских биографов; об этих «преданиях» сегодняшние шекспироведы обычно отзываются со сдержанным скептицизмом, порождаемым трудностями отделения зёрен истины от плевел домыслов. Однако в случае с Уордом, одном из первых по времени, это проще, чем в более поздних: следы и отзвуки реального существования Шакспера ещё не стёрлись и не деформировались окончательно в памяти его земляков.

Священник Уорд был человеком добросовестным. Он сделал в своём дневнике пометку: «Запомнить, что надо почитать пьесы Шекспира и знать их так, чтобы не оказаться неосведомлённым по этой части». Возможно (но не обязательно), это означает, что он до этого их не читал, хотя упоминание им — между прочим — имён Джонсона и Дрейтона свидетельствует о некотором знакомстве образованного священника с литературой того времени. Записав себе для памяти задание почитать пьесы Шекспира, Уорд, очевидно, предвидел дальнейшие разговоры о нём со своими прихожанами, хотел продолжить расспросы и поиски сведений — ведь не мог же он совсем не понимать их значения.

Однако имя Шекспира встречается только в одной из 16 сохранившихся тетрадей дневников Уорда — в самом начале его стратфордского служения. Больше ничего о Шекспире Уорд не пишет, хотя живёт в Стратфорде ещё долгие годы и продолжает вести дневник. Неужели он не узнал о нём абсолютно ничего нового? Перестал совершенно интересоваться им? Или узнал о нём нечто такое, что его обескуражило, внесло смятение в душу честного пастыря? Или часть его дневников — именно тех, где говорится о Шекспире, — утрачена, исчезла? Ответа на эти недоуменные вопросы нет. Но всё-таки Уорд почти из первых рук узнал об отсутствии образования у Шакспера, что согласуется с тем, что известно сейчас; заслуживает пристального внимания и рассказ о весёлом застолье с лондонскими знакомыми, послужившем причиной болезни и смерти Шакспера, — здесь определённо содержится какое-то зерно истины, ибо свидетелей такой встречи с приезжими гостями должно было быть немало, а значит, немало было разговоров и пересудов, когда она обернулась смертью хозяина.