На следующий день началось шествие шекспировских героев с триумфальной колесницей. В колеснице, влекомой сатирами, восседали Мельпомена, Талия и Грации. Сильный дождь спутал планы устроителей праздника, и его участники были вынуждены искать убежища в Ротонде, не рассчитанной на такую массу людей; пришлось отменить и задуманное «коронование Шекспира». Величавая «Ода к Шекспиру», тоже написанная Гарриком, была всё-таки исполнена, причём, когда певица пела о «плавно струящихся водах Эйвона», двери амфитеатра были распахнуты и голосу певицы вторил шум низвергавшихся с неба потоков воды. Гаррик произнёс торжественную речь, закончив её словами, являвшимися девизом всего юбилея: «Мы никогда не увидим подобного ему»; затем знаменитый актёр надел перчатки, которые, как его уверили, надевал, выходя на сцену, сам Шекспир. Несмотря на непрекращающийся ливень, и этот вечер завершился маскарадом и танцами. В последний день количество участников заметно сократилось; главным событием были скачки, победитель которых получил ценный приз — кубок с шекспировским гербом. Заключительный бал — и шекспировский юбилей завершён.
Хотя проливной дождь существенно подпортил празднество, этот «юбилей» вошёл в историю как первое национального уровня чествование Великого Барда и городка, теперь неразрывно связанного с его именем. Правда, немало было и насмешек в печати над безвкусицей и примитивным идолопоклонничеством, проявленными организаторами и участниками торжества, но голоса чересчур утончённых наблюдателей (тогдашние ведущие британские шекспироведы участия в «юбилее» не приняли) серьёзного сдерживающего влияния на дальнейшее развитие стратфордского культа, на его характер не оказали.
Производство «реликвий» во время и после юбилея заметно возросло. Не только сам Гаррик, но и его брат Джордж обзавелись «перчатками Шекспира»; в доме, который уже определился как дом Анны Хэтеуэй, Джорджу удалось купить — подумать только! — шекспировскую чернильницу. Уже нашлись шекспирово кресло, а также отдельные его части, рожок для обуви, кольцо-печатка, скамейка — на ней Бард особенно любил посидеть, и большая пивная кружка, из которой он любил потягивать свой любимый эль; не была забыта и расшитая золотом скатерть, «подаренная Барду его другом и обожателем — королевой Елизаветой I».
Не повезло только дому, действительно приобретённому Шакспером в 1597 году («Нью Плейс»), где жила его семья, где он провёл последние годы жизни и где умер. Дом этот потом был куплен потомками прежних хозяев — Клоптонами — и в 1702 году основательно перестроен. В 1753 году его приобрёл некто Фрэнсис Гастрелл — удалившийся на покой священник из другого городка, человек грубый и капризный. Приезжавшие всё чаще поклонники Великого Барда, и особенно охотники за шекспировскими реликвиями, действовали отставному пастырю на нервы. Сначала он нанял плотника и велел ему спилить и разрубить на дрова столь почитаемое пилигримами шелковичное дерево, по преданию посаженное самим Бардом. Часовщик Томас Шарп, сообразив, сколь ценными эти дрова могут оказаться, купил их, и в течение добрых 40 лет любители могли приобретать за достойную цену различные сувениры из «шекспировского дерева». В 1759 году Гастрелл решил избавиться от надоедливых визитёров ещё более радикальным образом: он уехал из Стратфорда, приказав снести здание, за что его справедливо порицали и будут порицать до скончания веков.
Параллельно с реликвиями росло и собрание «преданий» и анекдотов, выдаваемых за предания, где Шекспир представал этаким находчивым разбитным остроумцем, всегда готовым немудрёной шуткой привлечь симпатии любой компании, будь то компания лордов, товарищей-актёров или соседей-стратфордцев…
Систематизацией и научным анализом всех накопившихся к концу XVIII века материалов о Шекспире (и поисками новых) занялся только Эдмонд Мэлон — адвокат, писатель, театрал. Сначала он помогал Стивенсу в издании 1778 года, написав к нему обширный комментарий, потом работал самостоятельно. Его десятитомное издание сочинений Шекспира в 1790 году подвело итог работы многих шекспироведов XVIII века и создало серьёзный задел для будущих исследователей. Можно считать, что именно его труды положили начало науке о Шекспире, не ограниченной лишь текстологией. Изыскания Мэлона и его последователей начали приоткрывать завесу над личностью Великого Барда и многих заставили задуматься над стратфордскими документами. Полностью завершить проделанную огромную работу Мэлону помешала смерть.