Игра по-крупному

-- Подождите, мама пришла... Сейчас я открою...

Игорь положил трубку. Примял окурок в пепельнице. Достал новую сигарету. Его дочка. Если во второй класс перешла, то его. Грохнул кулаком по столу. Встал, заходил по квартире. Какого лешего он тогда решил, что Ирина сделала аборт! Какого лешего она молчала семь лет!.. Игорь остановился. Может, она сразу вышла замуж? Да разве в этом дело -- дочка-то его! Это и дураку понятно. Он подошел к зеркалу. Волосы, брови, этот мысок на лбу... Копия!

Фирсову не спалось. Он лежал на спине, пытался дышать ровно и глубоко, говорил себе: "Я спокоен, спокоен, мышцы расслаблены, ноги наливаются приятной тяжестью и теплом, веки тяжелеют", казалось и впрямь, что-то тяжелое и теплое наваливается на него, он уже радовался, что сейчас разлучится со всеми беспокойными мыслями, поспит хотя бы часов пять, но проходила минута -- он обнаруживал себя в таких далях, что приходилось открывать глаза, смотреть на изломанную ночными тенями комнату, убеждаясь, что он на даче -- рядом Настя, Марат, и вновь пытаться уговорить себя: "Я спокоен, спокоен..."

Еще вечером, когда он раньше обычного вернулся из города, Настя сообщила ему тревожную новость: приходила какая-то комиссия и замеряла большим деревянным циркулем участок до самой реки, а потом рулеткой -- теплицу. Их было трое -- пожилой мужчина и две женщины. Мужчина показал Насте какое-то удостоверение, но она ничего не поняла, кроме того, что их прислали из поселкового совета. Женщины враждебно косились на теплицу, на закрытые пленкой грядки и сообщали мужчине результаты обмеров, тот записывал все в блокнотик и азартно кивал головой: "Понятно. Теперь, Девочки, снимем пятно застройки!" Обмерили дом, сарай, дровяной навес, попросили Настю принести документы на участок и строения, она сказала, что ничего не знает, женщины поинтересовались, не дачница ли она, одна спросила сочувственно: "И много с вас хозяева берут?" -- Настя сказала, что никакая она не дачница, это дом мужа и его сестры, и они ушли, еще раз бесцеремонно оглядев рассаду в теплице и оставив повестку: "Фирсову Игорю Дмитриевичу явиться в Поселковый Совет, имея при себе паспорт и документы, подтверждающие его право на владение участком и домом..." Явка назначалась на понедельник, и Фирсов не боялся разговоров о своем праве на дом -- завтра приедет сестра, привезет папку с документами, и, быть может, они на пару сходят в это заведение и предъявят там все бумаги, начиная от ветхих, с выцветшими фиолетовыми печатями и подклеенных калькой, и кончая свежими квитанциями об уплате налогов. Тревожило другое -- замеры. С чего вдруг такое внимание к их участку? Строго говоря, земли на их участке было больше, чем шесть соток, отведенных по плану. Низинные берега речки, некогда топкие и заросшие осокой (Игорь помнил, как сразу за спуском отец устраивал деревянные мостки, по которым, как только спадала вешняя вода, ходили к реке), -- эти берега считались землей бесхозной, и забор, опять же, строго говоря, должен был отсекать территорию участка параллельно речке. Но все заборы, начиная от крайнего вешкинского, и кончая последним на их улице -- там уже и не забор, а плетень какой-то завалившийся, -- все они доходили до обмелевшей ныне речки, и никому в голову не приходило отгораживать участки со стороны естественной водной преграды. Земля там отродясь считалась как бы своей -- паслись козы, загорали дачники, устраивались высокие грядки, как, например, сделал в этом году Игорь, и претензий со стороны властей никогда не поступало. Беспокоила и теплица, ее размер. А ну, как заставят укоротить до пятнадцати квадратных метров? У вас дача? Вот и будьте любезны, как в садоводствах. Вешкин, к которому Игорь отправился сразу после получения неприятных новостей, посоветовал не волноваться -- Иван выпишется из больницы и все уладится. "Это на тебя кто-то бумагу накатал, -- предположил он. -- Так просто не придут. Им же реагировать надо. А ты не боись -- сходи. Документы в порядке? Ну и все! А Иван придет -- разберется. Теплицы -- это его дело... Пошли их подальше... Это, наверное, Зинка жактовская приходила и Фомич, общественник хренов... Жаль меня не было, я в пионерлагерь ходил деньги получать. А за низинку не переживай -- у всех так. В крайнем случае скажи -- да-да, исправлюсь..." Нюра, чистившая над ведром картошку, покачала головой: "Вот ведь народ у нас какой... Чуть что -- сразу писать". -- "А я узнаю, кто это, -- хитро улыбнулся Вешкин. -- Иван выйдет, я все узнаю... Я и так догадываюсь. На нас тоже писали..."