Игра по-крупному

Иногда он ездил в Александро-Невскую лавру -- вести тайное наблюдение за Духовной семинарией или прохаживался у железнодорожного моста через Обводный канал, мечтая, как выследит шпиона в пальто с поднятым воротником и фотоаппаратом в пуговице; приглядывался к ботинкам на толстой рифленой подошве и шел за ними, держась на безопасном расстоянии и запоминая места, где их владелец останавливался, оборачивался или переходил улицу.

Но тщетно.

Везение пришло лишь в десятом классе, когда он выложил на стол милиции завернутую в газету пластинку на рентгеновской пленке с американскими буги-вуги, тайно вынесенную им из дома стиляги и космополита Мишки Берлина, к которому он зашел за экзаменационными билетами по физике. "Только осторожно, -- знающе предупредил Степан, вручая органам улику. -- Там должны быть отпечатки его пальцев".

Берлина исключили из комсомола, не допустили до экзаменов, Степан выступал на собрании, клеймил предателей и христопродавцев, обещал и дальше разоблачать пособников американского империализма и был весьма удивлен отсутствием хотя бы малейшего намека со стороны милиции на дальнейшее сотрудничество. Он прижигал одеколоном бордовые прыщи на подбородке и разглядывал в кухонном зеркале свое позеленевшее от бессонных ночей лицо. "Ничего, -- раздумчиво цедил он. -- Они ко мне приглядываются, испытывают. Наблюдают. Еще позовут -- ведь где-то это фиксируется..."

Он представлял себе бронированные подвалы Большого дома на Литейном, картонную папку со своей фотографией на обложке, графленые листы личного дела: "не был", "не участвовал", "не имеет", "не замечен", "... разговоров не вел", "не пьет", "не курит" и особо важные записи, сделанные красными чернилами: "Морально устойчив. Предан делу Партии и народа. Имеет навыки конспирации. Знает радиодело. Способствовал разоблачению... Лично изобличил и обезвредил..." Не выдалась фамилия -- Сакин, но это не беда, он возьмет себе служебный псевдоним: "Майор Белый" или "Полковник Грохотов". Это звучит.

На заводе, куда Степан устроился перед армией монтером, ему удалось попасть в комсомольский оперативный отряд -- ответственным за связь со штабом (другого применения ему сыскать не смогли), и Степан с хмурой значительностью сидел по вечерам у телефонного аппарата, ожидая привода с Невского очередного стиляги: в брюках-дудочках, прозванных в народе "паучьими ножками", просторном обвислом пиджаке на одной пуговице и длинном галстуке с обезьянами на пальме. Услышав возню и голоса на лестнице, Степан подходил к запертой двери и, признав своих -- "Иди, иди! Сейчас мы с тобой разберемся!", тихо сбрасывал крючок и осанисто выпрямлял грудь с комсомольским значком на лацкане серого пиджака. Степан составлял протоколы и аккуратно выписывал свою фамилию: "С. Н. Сакин".

"А чего ты запираешься? -- спрашивали его плечистые комсомольцы. -- Никто тебя не унесет, сиди спокойно". -- "Да понимаете, -- бормотал Степан, -- я за себя не боюсь, но в столе тетрадь с телефонами райкома и Штаба. Могут быть провокации. Нельзя терять бдительность..."

Очевидно, это и впрямь где-то фиксировалось, иначе чем объяснить тот факт, что в 1961 году, когда ефрейтор Сакин дослуживал второй год в армии, его вызвали в особый отдел части, стоявшей под Выборгом, и при плотно закрытых дверях, с глазу на глаз, предложили секретное сотрудничество. Степана бросило в жар: "Вот оно! Вспомнили!"

Но тут же пришел испуг.

Часть третьи сутки жила в состоянии повышенной боевой готовности, офицеры бегали с выпученными глазами и их всезнающие жены осаждали магазин Военторга. На политзанятиях твердили об интернациональном долге перед революционным народом неведомой доныне Кубы, а в каптерке болтали, что пришло несколько грузовиков с гражданской одеждой, которую будут раздавать по специальному списку... Дело, как поговаривали, пахло керосином.

Майор-особист смотрел строго.

Степан шевельнул кадыком над тесным воротничком гимнастерки, сглотнул и хриплым голосом дал согласие.

-- Другого я от вас не ожидал, -- кивнул майор одобрительно и перешел к сути. Степан, сдвинув брови, ловил каждое слово и понимающе кивал.

Майор говорил о болтунах, развращенных вражеской пропагандой, и об изнеженных родителями сосунках, любителях послушать разные там "Голоса Америки" и "Би-би-си". Они -- первоочередная добыча спецслужб империалистических государств.

-- За ними нужен глаз да глаз. Вы понимаете?..

-- Так точно, товарищ майор, понимаю! Даже знаю одного...

Майор остановил его жестом руки, давая понять, что выслушает чуть позднее.