Игра по-крупному

И Надя держала его под руку и поворачивала к нему веселое возбужденное лицо: "Фирсов, ты диссвитильно меня любишь?.. Почему ты не с-сзазал мне раньше? Ты опасный чьловек... Пойдем пешком..." Они шли по Большому, Игорь оглядывался в поисках зеленого огонька, и Надя, спотыкаясь на каблуках, больно вцеплялась в его бицепс. "Как я опьянела, -- бормотала она. -- Только учти, в двенадцать мне надо быть дома... Сейчас сколько? Десять? -- Она останавливалась и долго разглядывала свои маленькие часики. -- Вот чтоб в двенадцать быть дома... А у тебя музыка есть?" И Фирсов воображал, как они завалятся в его комнату, Надя сядет, а потом приляжет на диван, он нальет в две стопки коньяка, выпьют, он погасит свет и подсядет к ней; упадут на пол ее туфли... Он расстегнет ей юбку, и она стащит ее через голову и отшвырнет в кресло... Туда же полетит кофточка и все остальное. Как все просто... Надя Шипилова, о которой он мечтал семнадцать лет, будет лежать на его диване без простыни, а потом торопливо оденется, и он отвезет ее домой.

Нет!..

Или да?..

Такси с зеленым огоньком вывернуло с улицы Ленина, и Фирсов взмахом руки осадил его.

-- Поехали... -- Он потянул Надю к остановившейся машине.

-- Зачем?..

-- Поехали-поехали... Я должен отвезти тебя... -- Фирсов старался казаться пьянее, чем есть.

-- Мы разве никуда... -- Фирсов распахнул перед ней дверцу, и Надя ухнулась в полумрак салона. -- Мы же собирались...

Фирсов плюхнулся рядом.

-- К Смольному, шеф...

По дороге с Надей случилась истерика, она два раза выходила из машины, рыдала, уткнувшись в дерево, призналась, что недавно изменила мужу в колхозе, говорила, что ей лучше утопиться, пыталась убежать куда-то, Фирсов ловил ее, она била его кулачками по груди: "Все вы сволочи! сволочи!", потом хлюпала носом, гладила в темноте его руку: "Ну извини... Ты хороший", таксист вздыхал и подкашливал, и Игорь, опасаясь оставить ее одну и не видя причины скрываться, довел ее до квартиры и передал мужу. Тот, оказывается, знал, что Надя пошла на встречу с ним, принял любезно, поблагодарил, сказал, что у Нади недавно умерла мать, чтобы как-то отвлечься, она ищет компанию, предложил Фирсову выпить на кухне за его аспирантуру, но он отказался и уехал на том же такси, которое успело развернуться и встать на стоянку рядом с ее домом.

-- Ну что, прокол? -- усмехнулся таксист в зеркальце. -- Чего же ты? Она сама напрашивалась... Если баба скандалит, значит, хочет...

-- Погоняй, -- хмуро сказал Фирсов. -- И не отвлекайся, а то мимо чаевых проедешь, знаток...

Потом Фирсов пил в одиночестве коньяк в своей комнате, на светлой полировке стола синело аспирантское удостоверение, он брал его в руки, разглядывал свою фотографию и думал о том, что владельцу этого билета пора бы уже на ком-нибудь жениться. Или хотя бы найти постоянную девушку. Иначе он сопьется -- этот молодой усатый аспирант с внимательными глазами.

Женщины были.

Прилетала Аллочка, тридцатилетняя жена морского офицера, пухленькая блондинка, мать двоих детей, -- она сама расстилала постель, торопливо заводила будильник, ставила на проигрыватель пластинку: "Сегодня хочу Тухманова... Нет, лучше Хампердинка, он нежней" -- и жадно обнимала его. Потом оставляла ему какие-нибудь сардельки в рваном пакете и убегала. По вечерам звонила, конспиративно называя его Викой: "Вика, как твое здоровье? Может, мы встретимся завтра днем, я хочу тебе кое-что показать?.." Иногда она затягивала его в гости к своим подругам и представляла молодым перспективным ученым. Фирсов незаметно катал желваки и торопился уйти. "Ну, как тебе мои девушки?" -- спрашивала на улице. "Ты что, меня женить хочешь?" -- "А почему бы и нет? -- смеялась Аллочка. -- Я не жадная. Надеюсь, и мне останется. Не сердись, не сердись -- шучу..." Особенно она доставала его летом, когда муж уезжал с курсантами в лагеря. Она приносила баночки с салатами, бутерброды с бужениной и оставалась на целый день. "Мужчинам надо хорошо питаться. Открывай ротик, я тебя покормлю. Ну ладно, ладно... ешь сам". Она работала стоматологом, и пару раз Фирсов лечил в ее кабинете зубы.

Заходила Наташка, искусствовед из Эрмитажа, -- он познакомился с ней в буфете музея, -- стройная, поджарая, кусавшая его до крови и ревнивая. Она хотела замуж, но Игорь не хотел -- в ней пугали злость и занудливость. К тому же грозилась завести ребенка, а это плохой признак. Наташка садилась в коридоре на сундук и звонила домой: "Мама, ты не волнуйся, я сегодня у Игоря останусь..." Игорь знать не знал ту маму, но почему-то опасался. Как, впрочем, и ее дочку.

Светка -- с огромными голубыми глазами, хитроватая и артистичная, инженер из химического КБ -- готова была мчаться к нему через весь город в любое время ("Я возьму такси, у меня есть казенные деньги. Пару шампанского? Хорошо, только завтра мне нужно их отдать...") и охотнее всего делала это, когда чувствовала, что он при деньгах. Иногда пропадала надолго, и Фирсов догадывался, что у нее есть еще кто-то. Может, и не один.