Игра Подсказчика

Бериш взял изображение, долго смотрел на него.

– Почему Шаттон не распространила этот снимок в СМИ? – задался он вопросом. – Может, объявится кто-то, кому он знаком.

– Я тоже спрашивала ее об этом, и Судья отвечала, что они не хотят подпитывать миф об Энигме. Но на самом деле они не хотят рисковать: хватит с них и позора, какого они натерпелись с Карлом Андерсоном. Все останется как есть: Энигме присудят заключение в «Яме» за подстрекательство к убийству и соучастие, и вскоре все забудут о нем… Так что для Судьи это дело закрыто.

Бериш наконец все понял.

– Хорошо, сделаем так, как ты говоришь.

После бурной вспышки эмоций Мила налила себе еще виски. У нее дрожали руки.

– Я знаю, что нужно делать.

– С чего начнем? – спросил старый друг, забыв о ссоре и даже о пощечине.

Мила чувствовала себя неловко, сожалела о случившемся, но попыталась сосредоточиться.

– Я, пока ехала сюда, вспоминала подробности моего второго захода в «Дубль»… Китайский квартал, старая мебель, черная роза… Убийца, которому нравится душить жертвы голыми руками, и, наконец, светловолосая студентка в очках: у меня такое впечатление, будто я ее уже где-то видела.

Мила опустила все, что касалось призрака, который гнал ее прочь из темного мира, поскольку не знала, был ли он на самом деле, или это ее собственное подсознание посылало сигнал об опасности.

Спасайся.

Бериш налил воды в миску Хича и приготовился идти. Мила принудила его оставить дома сотовый телефон, а поехали они на угнанном «фольксвагене». Было ясно, что друг не понимал, зачем столько предосторожностей, но старался пойти ей навстречу, и Мила по достоинству оценила это.

– Прости, что помешала твоему свиданию, – сказала она, когда Саймон сел за руль.

– Она – женщина умная и сразу вникла в ситуацию.

Милу радовало, что рядом с Беришем кто-то есть. В прошлом она боялась, что Саймон слишком привяжется к ней: если бы ей пришлось его оттолкнуть, их отношения от этого пострадали бы. Но, к счастью, Саймон не переступил черту, избавив ее от печальной необходимости вновь объяснять человеку, ей небезразличному, что чувства, нормальные для него – и для остального человечества, – для нее остаются непроницаемой тайной.

Хотя за последние часы что-то изменилось. Мила не могла решить, вызвано ли это взрывом чувств, последовавшим за похищением Алисы, или действием «Слезы ангела».

В «Запределе» Мила что-то почувствовала.

Непонятное смятение, которое испытала она, услышав, как дочка плачет и зовет ее:

Мама, пожалуйста, помоги мне…

Мила не могла не думать об этом, и это ее пугало.

Из соображений безопасности они оставили «фольксваген» на привокзальной площади. Там увидели фургон волонтеров, которые раздавали бездомным поношенную одежду. Мила воспользовалась этим и кое-что поменяла в своем облике. Она начинала подражать Паскалю.

Вместо кожаной куртки надела черную ветровку, вместо свитера с высоким горлом – фуфайку с капюшоном, тоже черную.

Потом они с Беришем сели в метро и поехали в Лимб.

Леа Мьюлак входила в число людей, чьи фотографии покрывали стены Зала Затерянных Шагов. Миле понадобилось меньше двадцати минут, чтобы обнаружить ее среди тысяч пропавших без вести.

Леа Мьюлак растворилась в небытии весной 2011 года. Она училась на первом курсе университета, изучала восточные языки.

– По словам соседок по общежитию, в тот субботний вечер Леа собиралась встретиться с молодым человеком и пойти с ним в кино в китайском квартале, – прочел Бериш в полицейском рапорте. – Леа так и не дошла до того кинотеатра.

Все верно: именно это дело Мила припомнила.

– Около года исчезновение числилось нераскрытым, потом отдел насильственных преступлений забрал у меня дело.

ОНП – к нему принадлежали также Бауэр и Делакруа – занимался серийными убийцами, убийцами беспорядочными и массовыми, всеми злодеями, чей мотив нельзя свести к обычной логике преступления, в основе которой почти всегда лежат деньги. Но сила, направляющая действия монстров такого типа, кроется в самых темных, извращенных изгибах человеческой психики.

– Леа была причислена к жертвам серийного убийцы, – вспомнила Мила. – Решили даже, что она была первой.

После того как пропала Леа Мьюлак, за два года исчезли еще две девушки. Студентки, белокурые, в очках.

– Все трое не были знакомы, но у двух последних был общий друг, парень по имени Ларри, очень привлекательный, – рассказывала Мила. – Они познакомились в УНИКе.

УНИК – сокращение от «университетский кампус»; это социальная сеть, самая популярная среди студентов страны.

– На своей странице Ларри постил фотографии с друзьями, со своей собакой, даже с бабушкой. Писал, что изучает право и любит регби, – продолжала бывшая сотрудница Лимба. – Обеих жертв он долго обхаживал онлайн, чинно-благородно, как настоящий джентльмен. После того как девушки исчезли, выяснилось, что его профиль – фальшивка: «Ларри» с фотографии работал моделью в рекламном бизнесе и был тут совершенно ни при чем.

– Монстр УНИКа, – вспомнил Бериш.