Я же собиралась наслаждаться. Каждой песчинкой, каждым порывом и каждым сказанным матерью или отцом словом. Мой день, много-много его часов.
– Мама…
– Верн, посмотри, кто приехал… Эра, Эрушка…
Меня обняли крепко, как в детстве. И стало ясно, что это именно то, что мне сегодня требовалось – почувствовать родных людей, их любовь и поддержку.
– Скажи, что ты не на полчаса? Что останешься, скажи…
«Что пообедаешь с нами… Побудешь, поговоришь».
– Я не на полчаса.
– А то ведь дождь собирается, гроза. – В подтверждении сказанного пробухтел с горизонта далекий раскат. – Верн, помоги, пожалуйста, со столом в гостиной. Дочка, все хотела спросить, а ты с какой остановки каждый раз пешком идешь? В той стороне нет, вроде…
– Я немного погуляла.
– А-а-а… Верн, нам бы стол.
– Уже иду.
Голубые глаза отца улыбались. Сегодня я собиралась запомнить каждую деталь.
* * *
Этот мир пульсировал хаосом в каждом толчке крови, в каждом вдохе. Никто и никогда не структурировал его – здесь Вселенная изливалась из каждого своя, но не знающие об этом люди дрались за кусок хлеба, как голодные голуби зимой. Такова суть игры этой планеты: верить, что все общее, что за свой кусок пирога нужно непременно воевать. Кто-то свое уже отвоевал, кто-то лишь рос и готовился, кто-то уже бороться устал. Мозг фиксировал миллиарды чужих тревог как помехи, Кайд лишь некоторое время назад сумел абстрагироваться от них, принять «шум», как неизменную часть Земли, отодвинуть его прочь, чтобы не мешал. Да, здесь людям жить сложнее, чем в «четком и выровненном» Нордейле. Здесь, чтобы начать управлять собственной судьбой, нужно не просто проснуться и широко распахнуть глаза, но отбросить из сердца страх и проложить ногами свою собственную дорогу. Многие до конца дней ходили по чужим тропам. Однако для философии он найдет время потом.
Дварт стоял на площадке тесной лестничной клетки пятиэтажного здания. Четвертый этаж, четыре двери. Прислушивался. Слева тихо – внутри никого; справа безрадостно бубнит телевизор и даже сквозь косяки сочится запах сердечных капель, за дверью по соседству – тихие шаги. В четвертую, сбоку от которой повис номер «14», он уже целую минуту звонил – без толку.
Знал, что внутри никого: как поднялся, сразу сделался глазами внутреннего помещения, проверил наличие «живых». Звонил не для этого – «беспокоил» соседку. Той трель через стену слышалась так же, как если бы чирикали дрозды в собственной квартире.
Спустя полторы минуты дверь осторожно отворилась. Послышался вопрос:
– Молодой человек, вы к кому?
Ей было почти семьдесят – высохшей женщине с крашеными хной седыми волосами.
– Хозяев нет?
Кайд для того, чтобы не вызывать подозрений у незнакомки, изменил собственный фон, подключил иллюзию – стал тем, кому можно стопроцентно доверять, лучшим другом, священником в исповедальне. Его тут же восприняли кем-то «из органов» – подойдет.
– Хозяев? Так их давно нет, уже четыре года как. Как подписала Лида те несчастные бумаги, так и сдают это жилье в аренду. То пьянки тут, то гулянки, то стоны, как в борделе. Знаете, сколько раз я ваших вызывала? Со счета сбилась…
Дварт фиксировал сказанное на автомате. «Ваших». «Молодой человек». Он и сам не помнил, насколько молод, кажется еще не стар, но и не молод точно. Насчет «человека» вообще бы поспорил, но соседка Клавдия (имя он считал с ауры) особенной разницы не видела. Две руки, две ноги – значит, человек.
– Получается, квартира до сих пор числится за агентством?
– Да-да, – Клавдия куталась в старую шаль, мерзла из-за пониженного давления. – Знаете, что ей эти люди подсунули подписать? Дарственную. А ведь сказали, что «повышение социального обеспечения». А сами отправили ее в дом престарелых… Я, знаете, с тех пор не открываю никому…
Она не удивлялась тому, что открыла ему, – Дварт помог и с этим, подтолкнул принять верное решение импульсом. Ему требовалась информация; изначально Дрейк снабдил лишь адресом. Но Кайд умел раскручивать любой клубок из единственной нитки – годы тренировок.
У Клавы на плите закипало молоко; чтобы не прерывать разговор, Кайд ненадолго вместил себя в блоки и микросхемы старой плиты, убавил напряжение с конфорки, невидимой рукой повернул рычажок с «шестерки» на «однерку», вернулся к беседе.
– Название агентства помните?
– А как же забыть? – старушка постучала себя пальцем по черепной коробке, показывая, что пожизненно «выгравировала» название тут. – «Градьент».
– Градьент? Точно?
– Совершенно точно говорю вам. Телефоны, имена забываю, а этих проходимцев – нет. Не хватало еще, чтобы и мои пенсионные сбережения обманом себе присвоили. Или жилплощадь, не приведи господи…
«Господи – местный бог», – данные транслировались и переводились в режиме реального времени. Этажом ниже хлопнула дверь; басовито кашлянул мужик, быстро зацокали-засеменили по бетону когти – вывели погулять маленькую собачку.
– Значит, квартира принадлежала Лидии Степановне, подтверждаете?
– Подтверждаю, конечно.