И Клава впервые спохватилась, потому что Дварт сбросил иллюзию, собираясь уходить.
– А вы сами кем будете? Чего хотите вообще?
– Справедливости хочу, – Кайд в лицо пожилой женщине смотрел ровно, без эмоций. Та поежилась.
– Из прокуратуры, значит? – ответила сама же. – Наконец-то, хоть кто-то взялся.
– Спасибо вам за помощь.
– Так я рада… Ой, у меня же молоко…
Вспомнила, махнула сама на себя рукой – мол, дура, побежала убирать ковш с плиты. Прежде чем дошла до нее, Кайд вернул мощность конфорки на максимальную.
* * *
Сегодня в Ленинске впервые за зиму ударили морозы, и не абы какие, а целых минус двадцать три – горожане и мерзли, и радовались. А то все спрашивали друг друга, какая зима без холодов? Снег то выпадет, то стает, а тут честь по чести – и сугробы, и холод щиплет носы и колени, хоть куртки теплые пригодились. Облепил столбики завядших цветов иней, налип на ветвях, стеклах машин, подъездных дверях. Дышали в толстые шарфы прохожие.
Кайд не мерз. На него смотрели удивленно, изредка провожали взглядами – мол, что за человек такой? Ни тебе шапки, ни красных щек, ни пуховика.
Дварт на прохожих не обращал внимания, стоял в центре собственной вселенной, где всегда комфортная температура, сканировал местность, мысленно вычислял адрес «Градьента».
* * *
Дородную полную женщину, горделиво носящую имя «Татьяны Дмитриевны» и шубу из черного песца, он нашел сидящей в собственном кабинете за столом. Секретарше соврал, что у него «по договоренности» – пропустили без вопросов. Агентство небольшое (выкупленная в центральном доме на первом этаже торцевая квартира), зато обстановка… Где не досталось мелким клеркам с их «дспшными» столами и бюджетными системниками, досталось директору. Её стол был дубовым, стены обтянуты шелковыми обоями, на полках статуэтки, грамоты, вазоны.
Грамоты за «честную службу», конечно же, – Дварт хмыкать не стал. Сел на удобный мягкий стул с бархатной обтяжкой, сделал так, чтобы неслышно щелкнул изнутри на двери замок. Нет, Татьяна не успеет ни встать, ни позвать на помощь, но в таких делах не бывает перестраховки.
– Добрый день. Что вы хотели, молодой человек? У вас назначено?
Он уже второй раз за день был «молодым». Такое обращение здесь принято?
Скучно посмотрел на тетку, тщетно прячущую с помощью лицевой хирургии второй подбородок. От подарочных наборов конфет, равно как и от взяток, отказаться сложнее – их несут постоянно. Проще оплатить очередную операцию: где подбородок, там и веки, где веки, там и жир на ягодицах – на эту процедуру Татьяна Дмитриевна неделю назад согласилась впервые и до сих пор сидела с трудом. Побочные эффекты от проколов, отеки.
– Лаврова Лидия Степановна. Помнишь такую?
Кайд не стал ходить вокруг да около. Его время стоило больших денег, куда больших, чем ее. Ее время, равно как и ее совесть, и жизнь, стоили ничтожно мало – он знал, что скоро воочию в этом убедится.
– Со всеми претензиями обращайтесь в суд!
Голос Татьяны похолодел градусов на тридцать. Подумала, что он сын или внук, но Дварт не сын и не внук – он смерть в чистом виде. Если до этого дойдет.
– Сядь, успокойся, – посоветовал устало.
И начавшая подниматься с места тетка грузно рухнула прямо на свои ноющие проколы, поняла вдруг, что не может встать, что приросла к бархатной обивке. Дварт смотрел на нее, как на героиню киноленты, которую просмотрел до этого раз тридцать.
– Что вы себе позволяете? Камеры…
Ах да, камеры. Он на мгновенье врос венами в провода, заглушил электрические импульсы, прекратил бег тока.
– Они больше не фиксируют. Итак, я объясню все быстро и понятно. Если потребуется, объясню еще раз более доходчиво…
Она начинала его бояться – его ничего не выражающего взгляда, спокойного лица, блеклого тона. «Будь здесь Санара со своими белыми глазами, с ней уже случился бы припадок». Дварт этой мысли улыбнулся, но что-то в его улыбке насторожило директоршу еще сильнее.
– Уходите, – сдавленный шепот.
– Уйду, когда закончим. А закончим мы, – он положил ногу на ногу, оперся локтем на стол, – когда ты напишешь обратную дарственную для Лидии Степановны. Не раньше. Насколько тебе при этом будет плохо, решишь сама.
– Вы… Вас найдут… Я ни у кого ничего не крала! Все честно…
Она не знала, за какую мысль и фразу хвататься, какую тактику избрать, все потому, что больше не умела шевелить нижними конечностями – Кайд зафиксировал их параличом.
– Пока понимаешь ты плохо.
И он стал ей – Татьяной Дмитриевной. Стал страшно: сделался ее двойником, проникшим в ее мозг, имел теперь доступ к ее памяти, к функциям органов ее тела – она об этом знала.
– Смотри, – Кайд положил предплечье на стол, – это моя рука. А внутри нее твоя шея.
Сжал кулак.
Татьяна захрипела. Начала наливаться лиловым, бордовым, синюшным. Почувствовала, что вздувается изнутри, словно покойник, что скоро лопнет, если не разожмется грешный кулак.
– Что… вы…
Продолжить не смогла. Гость объяснил.
– Сейчас я твоя кровь. Или просто кровь, или яд, от которого ты умрешь за секунду.
– Я… не крала…