Игра с джокером

Перед Андреем стоял мальчишка в шапке-ушанке густого меха, с опущенными и завязанными под подбородком ушами, в меховом полушубке, больших рукавицах и зимних сапогах. Лицо мальчишки разрумянилось от мороза, и на этом румяном лице сверкали синие-синие глаза.

— Здравствуй, племянничек! — сказал Андрей, протягивая ему руку. — Как это ты меня узнал?

— Вы на папу похожи, по фотографиям… И потом, бабушка мне описала, во что вы одеты.

— Ну, и ты на отца похож… — Андрей осекся и стал пристальнее вглядываться в мальчика. — Так ты меня специально ждешь?

— Да. Бабушка сказала, что вы к обеду придете, и я решил вас на улице встретить. Спасибо вам за машину!

— Что ж, вот и встретил. Пойдем обедать.

Мальчишка заторопился в подъезд, то и дело оглядываясь, успевает ли за ним Андрей.

А Хованцевым овладело смутное чувство тревоги и легкого недоумения. Когда зашел разговор о сходстве, ему померещилось, что Ленька-младший напоминает ему не только погибшего отца…

«Это чушь!» — сказал он себе. — «Бред, навеянный моими вечными страхами последнего времени…»

Но к племяннику приглядывался теперь с особой, почти болезненной остротой.

— В самый раз подошли! — обрадовалась тетя Таня. — Борщ уже горячий, можно разливать.

— А я дядю Андрея издали углядел! — похвастал Ленька. — И сразу узнал!

Он снял полушубок и шапку — и перед Андреем сверкнуло золото его волос. У Леньки-старшего волосы тоже были светлые, но скорее их русыми можно было бы назвать, не было в них такого роскошного золотистого оттенка.

«Пуганая ворона куста боится!» — напомнил себе Андрей. — «И вообще, мерещится — перекрестись!»

Но к концу обеда он увидел то, что его, как говорится «добило». Они пили чай с конфетами, привезенными Андреем. Ленька взял конфету, продолжая разговаривать с дядей, и при этом смешно вывернув запястье и кося одним глазом, чтобы не промахнуться мимо конфеты повкуснее. Это был сугубо индивидуальный жест — из тех жестов, которые достаются от предков, всплывают из какой-то генетической прапамяти.

И точно таким жестом сластена-Богомол брала пирожные.

— Что с тобой? — спросила встревоженная тетя Таня, увидев, как изменилось лицо Андрея.

Андрей рассмеялся.

— Ничего, простите… Ленька и в самом деле так похож на отца, что жутко становится.

Что Андрею стало жутко — это факт.

Но он справился с собой и продолжил разговор в прежнем шутливом тоне.

От тяжелейшего испытания этот разговор поддерживать его избавил звонок Федора.

— Я сейчас исчезну на сутки. Что-нибудь нужно?

— Нужно узнать насчет некоего Гузкина Сергея Макаровича. Сколько лет из своего семилетнего срока он отмотал и куда девался после отсидки. Но это я могу и через Москву узнать.

— Узнаю я тебе… — проворчал Федор. — Давай полные данные. По какому делу сел, в каком году…

Андрей продиктовал ему все, что удалось узнать.

— Ладно, жди. А вообще что собираешься делать?

— Собираюсь навестить некоего Задавако Германа Феоктистовича.

— Это что за фрукт?

— Один из самых известных адвокатов Самары. Говорят, чуть ли не основной адвокат мафии, поразительно удачно ведущий дела всех «крутых».

— Он защищал этого Гузкина?

— Да. Что интересно. Потому что Гузкин — птица не того полета, чтобы кидать на его защиту такие силы.

— Не ходи к нему, — сказал Федор после паузы.

— Боишься, что нарвусь?

— Береженого Бог бережет. Подожди до завтра. Я вернусь — и соберу для тебя всю информацию. Или прикрою тылы, или вместе сходим. Чтобы, если что, я на месте сделал внушение этому Задаваке. Обещаешь без меня не соваться?

— Обещаю, — сказал Андрей.

В конце концов, один день ничего не решает. И Федор прав — лучше идти во всеоружии.

— Тогда до встречи, — и Федор положил трубку.

Хованцев вернулся на кухню, допил чай и извинился: должен немного передохнуть, а то с ночи на ногах. Тетя Таня сразу заохала, что как же она сама не сообразила, что Андрюша устал, держит его разговорами, захлопотала, доставая ему подушку и плед, наказала Леньке не шуметь — и через несколько минут Андрей вытянулся на тахте, прикрыв глаза.

Но ему не спалось, несмотря на усталость. Слишком поразительным было то, что ему открылось.

Такое сходство не может быть случайным. А если оно не случайно — то стоит ли удивляться, что чуждая сентиментальности Богомол так печется о мальчике, шлет на него такие деньги — по меркам российской провинции, просто несусветно огромные. И, наверно, слала бы больше, если бы не боялась привлечь ненужное внимание к излишне «богатенькой» семье.

Да, все встает на свои места. И картина складывается предельно ясная.

Не было никакой несчастной детской влюбленности издали — была настоящая любовь, со всеми её последствиями.

Мог ли шестнадцатилетний Ленька закрутить роман с четырнадцатилетней девчонкой и обрюхатить ее?

Вполне мог. Даже в достаточно престижной московской школе, в которой в свое время учился Андрей, был такой случай. А что уж говорить о школе заводского района, где многие девицы рано начинали половую жизнь?