Игра с джокером

Вышел, а я и не стесняюсь. Еще стопарик водки принял, выбрал бутербродик с бочком селедки пожирнее, зажевал… хорошо!

И чтой-то, думаю, Букин насчет милицейских дел такой любопытный, и насчет того, что рассказал Сизов, а что не рассказал. Видно, есть у него свой резон. И вообще, вся эта ситуация ему, похоже, как шило в заднице. Но почему?

Возвращается он, вполне спокойный. Будто услышал что-то, его обрадовавшее. Заодно и документы с моим паспортом принес.

— Все! — говорит. — Теперь, Михал Григорьич, распишитесь только здесь и здесь — и мы с вами компаньоны!

Я расписался, паспорт во внутренний карман пиджака убрал, где ему и находиться положено.

— Вы, я гляжу, паспорт пуще зеницы ока бережете! — смеется Букин.

— Еще бы не беречь! — отвечаю. — Паспорт — дело первейшее. Без него никуда. Вон, у Васильича паспорт пропал — поперли, видимо — и сколько проблем из-за этого. И с похоронами, и с прочим.

— Как это поперли? — изумляется Букин. — Никто у него паспорта не крал!

— Как же не крал, — возражаю, — когда и меня, и всех родных милиция из-за этого паспорта дополнительно трясла? Ведь его паспорт аж в Москве всплыл, где совсем другой человек им воспользовался, для какой-то финансовой махинации — кажись, деньги из банка увел!.. — тут я осекся. — А откуда вы знаете, что у Васильича паспорт не крали? — спрашиваю с подозрением. И ругаю себя на чем свет стоит: ведь помолчал бы насчет милиции — глядишь, Букин и поведал бы мне о пропаже паспорта что-то дельное и ценное. По всему видать, что-то ему известно. Но теперь, после упоминания о милиции и о мошенничестве, замкнется, точно. Впрочем, судя по всему, известие о том, что паспорт в Москве возник, и для него оказалось полной неожиданностью — сидит, пасть отвесил, глаза выпучил, ну чистый рак!

— То-то меня сейчас по телефону тягали, — вырывается у него, — а я как дурак!..

Я молчу, жду. Вдруг поосновательней проговорится? Но нет, взял себя в руки, себе и мне по стопарику водки налил, кивает:

— Давай выпьем.

Выпили.

— Так в чем все-таки дело? — спрашиваю.

— Да в том, — говорит он, — что мне буквально на днях Феликс Васильевич данные своего паспорта по телефону диктовал, мы соглашение составляли, такое же, как с вами, да подписать не успели, из-за этой беды…

— Ну, это, — говорю, — ничего не значит. Он данные своего паспорта наизусть знал, так что диктовать мог сколько угодно, а паспорт в это время, как выясняется, был давно потерян… Вот видите, без бюрократии не обойтись. Скажем, подписали бы вы соглашение, а в этот же день в Москве задержали бы человека с паспортом Васильича. Как бы вы потом объясняли, что паспорт раздвоился?

— Да, — говорит он. — Нехорошо получилось. Видно, по этому поводу и звонили мне из самарского угрозыска, спрашивали… А я, как последний идиот, всякую чушь им наболтал!

Вроде, логично все объяснилось. Но ещё один вопрос у меня остался — я ещё подумал, задавать его или не задавать, но решил, что задать будет естественней.

— Тогда ещё одного не понимаю, — говорю. — Мне все компаньоны Васильича, с которыми я говорил, рассказывали, будто он был против того, чтобы подписывать соглашение с вами. А вы говорите, он подписать хотел…

— Он и в само деле очень долго был резко против, — отвечает Букин. Подвох подозревал. Но я его убедил, что с заводом ему будет работать и выгодней и надежней, и он изменил мнение. Буквально накануне смерти мы с ним договаривались, чтобы все оформить… Да я ж вам об этом при нашей первой встрече упоминал, разве нет? А компаньонам решил ничего не говорить, пока свою подпись не поставит. Заявил, что все-таки ещё подумает, все документы проглядит, и не станет подписывать, если увидит что-то не то. Но ведь для предварительного оформления документов паспортные данные все равно были нужны, вот он мне их и продиктовал. Я был уверен, что с паспорта мне зачитывает!

Вроде, складно все сходилось, но ведь с Букиным не разберешь, где правда, а где вранье, это я уже понял, так что все равно считал себя обязанным ухо востро держать. Но пока что оставалось принять все эти его объяснения — все убедительно, жизненно, иголочки не подсунешь. Так что высказывать открытые сомнения было бы для меня последним идиотизмом. Я и должен был оставаться для Букина одним из тех пескарей, которые любую наживку проглотят и только рады будут на сковородку попасть.

Так что мы с директором посидели, и он меня на машине домой отправил. Да ещё и обнадежил.

— Жди, — говорит, — через несколько дней свои первые деньги получишь, если все хорошо пойдет.

Вот и везет меня Шипов, и спрашивает:

— Ну, что, все уладил с хозяином?

— Все, — говорю. — Подписали документы чин-чином, так что я теперь навроде хозяина помельче получаюсь.

Он ухмыляется.

— Забавный ты, дед… А о том, как в милиции было, не расспрашивал?

— Расспрашивал… — и говорю, выстреливая наугад — а чем черт не шутит, может и сработать, где хозяин воды в рот набрал, там шоферюга может проболтаться. — Он изумился очень, когда узнал, что у Васильича паспорт исчез.

У Шипова руки дернулись, машина вильнула — хорошо, улица пустая была, никого рядом.