Они уже сели в машину и отъехали, когда Андрей додумывал эти мысли. «Умел нравиться женщинам…» — эхом отозвались последние слова. Сразу же всплыл в памяти сон — дядя Сема, живой, хохочущий, рассказывающий анекдот хохочущий так, как хохочет мужик, знающий, как его обаяние действует на женщин и подсознательно чуть кокетничающий этим — кокетство, не ущемляющее мужественности…
Андрей выпрямился, будто пружиной подкинутый, и настала очередь полковника встревожено спросить:
— Что с тобой?
— Ты знаешь… — Андрей говорил, задыхаясь, у него горло перехватило. — Я нашел… Слабину… Кажется, все очень просто, и никаких двух младенцев… Каким же я был идиотом… Но тогда я вообще ничего не понимаю!
— Поделись, чего ты не понимаешь?
— Не понимаю, что… Нет, надо ещё раз проверить! Мы можем получить срочную справку в центральном городском архиве ЗАГС?
— Дуй в архив ЗАГС, — сразу велел полковник шоферу. — Кажется, дело серьезное.
— Это в пяти минутах, — ответил шофер. — Только развернуться в другую сторону — и вся недолга.
Что он и сделал.
Андрей прикрыл глаза. Все спуталось в голове, картины и образы вспыхивали и проносились хаотично, в беспорядке, тесня и давя друг друга будто звери, лавиной убегающие от лесного пожара.
Звяканье чайника и чашек на пленке — и при этом не слышно, как открывают окно, которое просто должно было быть закрыто… Переходник для записи с телевизора, которым Ленька почему-то не воспользовался… Коробка с деталями… Ги Берджес, спасенный от шпаны благодаря изобретению дяди Семы… Все становится в один ряд… Смех дяди Семы… Мальчишеские голоса… Ведь Андрей все эти дни только и делал, что проходил в подъезд и из подъезда мимо футбольно-хоккейной коробки… Но сейчас зима, все покрыто снегом, все сливается в единый белый фон — вот он и не обращал внимания, даже не задумывался… Возможно, в теплое время года он сообразил бы сразу же… И все равно — он просто обязан был сообразить, когда услышал пленку… Не «магнитофонная запись», а «магнитофонная суета»… Федор сам не знал, насколько был прав… А Андрей просто обязан был это разглядеть… Куда делась его наблюдательность? Ведь он подмечал вещи и посложнее…
— Этого просто не может быть… — пробормотал он. — Но, если это так, то мы влипли хуже некуда… И это я, сам, собственными руками, привел, приволок нас поближе к черепу с гробовой змеей… Ты будешь иметь полное право оторвать мне голову, потому что…
— Головы рвать повременим, — пробасил Федор. — По крайней мере, пока не расскажешь толком, что за гробовую змею ты углядел… Заинтриговал ты меня — хуже некуда.
Андрей только помотал головой, закусив губу и едва не застонав от отчаяния.
ГЛАВА ДВАДЦАТЬ ВТОРАЯ
— Ну? — требовательно вопросил полковник. — Что ты притих? Поделись, что ты тут увидел такого особенного, чего мне не видно?
Удостоверение Федора в пять минут открыло перед ними все двери в архиве ЗАГС, и теперь Андрей Хованцев созерцал старую копию свидетельства о рождении.
«Венгерова Людмила Семеновна.
Мать: Венгерова Анна Михайловна.
Отец: Жилин Семен Леонидович.»
«Я ведь отлично знал!.. — думал Андрей. — Она мне говорила, что у неё изменена фамилия, а имя и отчество она оставила себе настоящие!.. Могла и врать, конечно — но нет, не врала, как видишь. Но я бы никак не связал её имя и отчество с дядей Семой. Сколько на свете Семеновичей и Семеновн начиная с Владимира Семеновича Высоцкого, а? И в другом она мне врала — она не была влюблена в Леньку… То есть, не была влюблена по-женски… Она обожала его, смотрела на него с придыханием, потому что знала, что он — её брат по отцу. То, чего Ленька не знал и никогда не узнал… Мы с Ленькой-старшим вышли в двух сестер, нашим мам, Веру и Татьяну, а Леньке-младшем и Людмиле выскочило сходство по другой линии — с дядей Семой. Шутки наследственности. Я должен был увидеть, что у них обоих такая же обаятельная улыбка, как у него… И, наверно, он был золотистым блондином, пока не поседел…»
Мысли путались и сталкивались друг с другом…
Андрей поднял провел пальцем по строке, где был указан отец ребенка.
— Вот… Это мой дядя, отец моего погибшего двоюродного брата и дед моего племянника… Эта девушка… Меня смутило семейное сходство, а она не мать Леньки… Она — его тетя, родная тетя… Не было никаких двух младенцев, и не было несовершеннолетней дочери номенклатурных родителей, которую надо уберечь от скандала, во имя карьеры… Не мой брат был «ходоком», а мой дядя, помилуй, Господи, его душу…
«И Богомол не убивала свою мать», — мог бы добавить он.
Федор покачал головой.
— Согласен, трудно было предвидеть… Но неужели в вашей семье никогда не было слухов, насмешливых намеков вскользь в разговорах между твоими родителями…