- Уже год как на престол взошла юная Ольга Федоровна Годунова.
Фигасе! Это какая-такая Ольга Федоровна, да еще Годунова? Как бы плохо я ни знал историю, но никакой Ольги Федоровны быть не должно. Тем более – Годуновой. Не ну, быть-то она могла и быть, но только не на престоле. Не было у нас такой царицы. Годунов Борис был. Потом, кажется, началась череда каких-то лже-Дмитриев. Так, надо прояснить обстановку.
- Будучи иноком, - заявил я, как бы между прочим, - слышал о неком царе Борисе Годунове. Он, вроде бы, после Ивана Грозного царствовал. Или ошибаюсь?
- Ошибаешься, инок…
- Не смей называть меня иноком! – решил я определить кое-какие позиции, слегка наехав на Алексашку. – Я уже давно не инок. Ректором-настоятелем мне жалован чин старшего научного сотрудника, что соответствует дворянскому званию!
- Ды, это, - мужик явно растерялся, соображая, как среагировать на неожиданный наезд.
Сделав вид, что остываю, я миролюбиво продолжил:
- Называй меня Дмитрием, или же запросто Дмитрием Станиславовичем. Титулы можно не перечислять, - и не дав Алексашке осмыслить услышанное, вернулся к прерванному разговору: - Так значит, был такой царь – Борис Годунов.
- Был, а как же. Аккурат после Федора Иоанновича и царствовал. А не после Ивана Васильевича, как ты сказал.
- А нынешняя царица кем ему приходится?
- Не царица – Императрица Ольга Федоровна дочь Федора Третьего.
- Ясно, - произнес я, понимая, что сходу мне в эти наследно-царственные дебри лучше не лезть. Да и не это главное. Главное то, что не было в истории этих царей. Пусть я мог не знать о какой-то императрице Ольге – допустим поправила Россией годик без всяких значимых деяний, не оставив следа в истории – но такого количества Годуновых точно не было. И что из этого следует? Алексашка морочит мне голову? Я сошел сума, и все происходящее со мной – обычный глюк? Я попал куда-то не туда, не в нашу историю? Параллельный мир? Параллельная ветвь истории? Что выбрать из перечисленных вариантов?
Ладно, пока не буду спешить делать какие-либо выводы. Пока допустим достоверность полученной информации. Пусть сейчас семь тысяч двести седьмой год от Сотворения Мира, пусть на Российском престоле сидит некая Ольга. Юная, кстати.
- Сколько ж годков императрице?
- Десять недавно исполнилось, - ответил Александр, погоняя лошадей.
Вот те на, действительно юная. Как же она правит-то? Впрочем, Петру, если мне не изменяет память, тоже десять лет было, когда он царем стал.
- Что ж с ее отцом приключилось, что дочка в таком возрасте править империей стала? – продолжил я выспрашивать княжьего денщика. – И почему дочь на престол взошла? Нет сыновей?
- Эх, - шумно вздохнул собеседник и сокрушенно покачал головой. – И о горе великом ты тоже не знаешь, значит.
- О каком горе?
- Отравили всю семью царскую во время обеда. В одночасье умерли и Федор Борисович с Софьей Павловной, и трое наследников. Благо Ольга Федоровна наказана была за какую-то шалость и не обедала в тот раз вместе с семьей.
- Да как же так могли отравить-то? – искренне удивился я услышанному. – Неужто для императора кто попало еду готовит и на стол подает?
- Оно понятно, что кто-то из приближенных яд подсыпал. Да и знамо кто, только доказать нельзя. Да и не до доказательств в ту пору было.
Алексашка снова замолчал, словно выдал мне исчерпывающий ответ. Да что ж мне, каждое слово из него вытягивать? Налить бы ему грамм пятьсот для размягчения языка.
Постепенно, вытягивая из неразговорчивого мужика крохи сведений, мне удалось кое-что узнать о мире, в который меня занесло.
Весть о смерти императорской семьи стала известно народу чуть ли не в ту же минуту, как случилось преступление. Еще не все придворные знали о этой беде, а у стен кремля уже собралась галдящая толпа. Часть толпы требовала немедленно наказать цареубийц, ничуть не интересуясь их личностями, и пойманы ли они. Другая половина толпы кричала, что свершилась воля божия, что, мол, император со своей семьей принял муки за общие грехи, и что теперь всему народу надлежит молиться денно и нощно сорок суток. Третьи кляли всех и вся, сетуя на тяжкую долю. Неизвестно, как и кем толпе были доставлены несколько бочек браги, и сей напиток подогревал и так до предела накалившиеся страсти.