Игра с судьбой. Боярин

- Так, небось, его забрали уже, то золотишко-то. Невский-то еще когда в столицу подался.

- Думаю, Никита, не забрали золотишко. Нас оно дожидается, - усмехнулся изменник и пояснил: - Знали о захоронке только двое. Того Петькиного холуя я поспрошать не успел. Хлопцы его до смерти забили, когда он по мою душу явился. А этот, ты сам сказывал, в беспамятстве до Петькиного отъезда валялся. Да и спешил сильно гаденыш, вряд ли досуг ему было по лесу шариться. Так что по всему выходит, на месте то золотишко.

Похоже, говоря про холуя, которого зарубили, он имел в виду Алексашку Меньшикова. Жаль мужика. Жаль даже несмотря на то, что, если бы не княжеская рассудительность, Алексашка не раз мог бы отправить меня на тот свет.

- Много золотишка-то? – этот вопрос Залесский адресовал уже мне. Однако, видя, что я не спешу с ответом, обернулся к одному из своих подручных, сующему кочергу в полыхающий жаром зев печки: - Гринька, ты суй так, чтобы в самые угли. Недосуг нам долго ждать.

- Дык, знамо, боярин, - кивнул в ответ холоп.

Такой поворот мне в корне не нравился. Может, минуту назад я и желал смерти, но не мучительной же? Я им что, партизан, что ли? Да на фиг мне это золото?

- Э, мужики, так это что, весь сыр-бор из-за того рыжья, что ли? Да оно мне в нафиг не уперлось. Я же монах, у меня к златофилии стойкий иммунитет с пеленок. Не верите, можете посмотреть на левом предплечье следы от прививок.

- Перекинь веревку через матицу да подвесь этого говоруна на дыбу, - решил прервать мое красноречие Евлампий, обращаясь ко второму подручному столичного боярина.

- Ты, смерд, - подошел ко мне вплотную Залесский, - ежели еще раз мужиками нас назовешь, я тебе язык на раскаленную кочергу намотаю.

Боярин приблизился настолько, что я еле сдержался, чтобы не врезать лбом по его горбатому носу. Лишь сказал в ответ на угрозу:

- Тогда я точно ничего не смогу рассказать.

- Ишо греть? – спросил холоп, достав из печи кочергу, конец которой уже светился зловещей краснотой.

- Добела чтоб, - распорядился боярин.

Тем временем второй холоп привязал к моим рукам просунутую через потолочную балку веревку и потянул ее вверх. Я лихорадочно искал выход из сложившейся нехорошей ситуации, но по всему получалось, что мое положение безнадежное. Как бы чистосердечно я не намеревался рассказать и показать, где зарыл в снегу золотые монеты, бандиты не собирались ничего слушать без так неразумно затребованных мною предварительных «ласк».

Далее я изо всех сил напряг предплечья, не давая вывернуть руки, и тянувший веревку холоп закряхтел от натуги.

- Остап, помоги хлопцу, - позвал Савин, и из какого-то угла появился один из тех бандюков, что напали на княжеский обоз. Видать, какая-то заплутавшая в лесу группа вышла в тот раз к избушке бортника и освободила привязанного к лавке изменника.

Сопротивляться усилиям двоих было не в моих силах. Не выдержав напряжения в мышцах, расслабил руки, но перед этим слегка присел. Бандиты, воспользовавшись послаблением, резко потянули веревку. Когда предплечья вывернулись до предела, и в следующий миг должны были начать трещать суставы, я с силой оттолкнулся от пола, запрокидывая ноги вверх подобно тому, как на турнике выполняется задний подъем переворотом. Только я старался выполнить упражнение в обратном порядке – просунуть зад и ноги между связанных рук. Не тут-то было. Будь мои руки хотя бы на четверть метра длиннее, я легко смог бы вывернуться. Хоть и не знаю, что дало бы мне это в итоге.

Поняв бесполезность попытки, со злостью ударил ногами в балку.

Если бы бандиты не выдержали рывка и сразу отпустили веревку, то я, скорее всего, свернул бы шею, воткнувшись головой в пол. Однако, не ожидая от меня подобного финта, они от неожиданности все же подались вперед. Казачок-изменник споткнулся и выпустил веревку. Я еще раз ударил ногами, теперь в потолок, отчего сквозь щели посыпалась труха, забившая глаза холопу Залесского, продолжающего удерживать меня на весу. Меня тоже осыпало прилично, но глаза закрыть я успел. Зажмурившийся бандит опустил голову, фыркнул точно конь, вероятно труха попала ему и в рот, и начал одной рукой яростно тереть глаза. Второй рукой он уже не мог удержать веревку, и я плавно опустился на пол.

Савин выхватил из ножен саблю. Залесский шустро спрятался за спину поднявшегося от печи холопа. В руках споткнувшегося бандита тоже уже сверкал клинок, и они с Евлампием подступили ко мне с двух сторон.

- Да покажу я вам, где лежит это чертово золото! – заорал я, отступая к стене. – Нешто оно мне дороже собственной жизни.

- Чего ж тогда брыкаешься? – шагнул ближе Евлампий.

- Я пыток боюсь, - последовало мое вполне искреннее признание. – Поубиваю, ежели пытать будете…

Договорить я не смог, потому что, пятясь, наступил на привязанную к рукам веревку и, не поняв, что меня потянуло за руки, попытался обернуться. Оборачиваясь, зацепился за веревку второй ногой и, потеряв равновесие, рухнул на бок.