– Да, я научилась этому у бабушки. – Улыбаясь, она стряхнула с кровати несколько крошек торта. – В основном я пеку для Джексона. У него слабость к сладкому. Этот парень невыносим, когда уровень сахара в его крови слишком низок, – доверительно сообщила она мне. – Но как только у него во рту оказывается кусок пирога, он делается совершенно счастливым.
Она усмехнулась еще шире, а потом вдруг отвела глаза.
– И так я хотя бы немного удерживаю его от этого отвратительного курева. – Она с отвращением сморщила нос. – Если ты увидишь его с косяком, даю тебе разрешение засунуть ему эту штуку в задницу.
Она сказала это с такой торжественной серьезностью, что я, к собственному изумлению, разразилась хохотом.
Изольда озадаченно заморгала, но потом присоединилась ко мне. Она попыталась это скрыть, однако я все же заметила выражение облегчения, промелькнувшее в ее глазах. Я не совсем понимала, почему ей так важно, чтобы я чувствовала себя комфортно в ее присутствии, но она действительно делала для этого все.
Я отпила воды и перешла к макаронам. Они были с кетчупом, и вкус напомнил мне о доме.
– Элис? Что такое? Тебе плохо? – Изольда стала беспокойно оглядываться, видимо, ища подходящую для роли тазика емкость, но я прервала ее.
– Мой дом, – повторила я то, о чем только что подумала.
Изольда замерла и грустно посмотрела на меня.
– Что с ним?
– Я… – Я сглотнула и подняла голову. В ушах зажужжало, а потом в глазах будто что-то онемело, и это заставило меня беспокойно заморгать.
– Как давно я здесь? – растерянно спросила я.
– Неделя.
– Нет… я имею в виду, здесь, в этой игре. Я… я не помню, когда я в последний раз думала о доме. Мне кажется, что я здесь уже целую вечность, – сказала я и отвела глаза.
В животе появилось странное ощущение. Я попыталась вспомнить маму, ее смех, прикосновение ее рук и… почему мне так тяжело?
– Насколько я знаю, ты уже почти две недели в игре, – осторожно сказала Изольда.
Потрясенная, я уставилась на нее.
– Дело не только в этом… – Я нахмурилась. – Я почти ничего не помню. Это же ненормально. Надо было позвонить домой. Моя мама, наверное, ужасно беспокоится обо мне.
Выражение лица Изольды смягчилось.
– Успокойся, Элис. Это действие колдовства. Совершенно нормально, что чувство времени здесь, внутри игры, теряется, – заверила она меня. – Проклятие – весьма коварная сволочь. Оно вмешивается во все. Даже в наши головы. Люди, которые не находятся на поле игры, забывают о нас. Проклятие защищает себя. Чем меньше людей помнит о нас, тем меньше их приходит сюда. Я знаю, что это не утешение, но твоя мать, вероятно, и не будет пытаться позвонить тебе.
Я уставилась на нее, чувствуя, как на глаза навернулись слезы.
– Хочешь, я все-таки дам тебе телефон? – предложила она.
Я кивнула, и Изольда достала из кармана своей черной школьной формы смартфон. Дрожащими пальцами я набрала мамин номер.
Я слышала гудки, много гудков. Но в итоге активировалась голосовая почта. Я попробовала снова – и на стационарный телефон, и в участок. Тот же результат. Я уставилась на телефон и почувствовала, как от страха мне стало не хватать воздуха. Что, если она действительно забыла обо мне? Так же, как я недавно успела забыть о ней?
– Ты можешь оставить ей сообщение, а потом попробовать еще раз, – тихо предложила мне Изольда.
Я уставилась на телефон.
– Что это даст? Я имею в виду, что я должна буду ей сказать? – Я сглотнула от подступивших слез. – Что я в ловушке проклятия, которое делает меня живым игровым персонажем? – Грустно рассмеявшись, я вернула ей телефон.
– Ты не одна, Элис, – попыталась утешить меня Изольда и одарила подбадривающей улыбкой. – У тебя ведь есть мы. Мы всегда с тобой. – Улыбка сделалась сияющей.
У меня вырвалось фырканье.
– Не хочу тебя обидеть, Изольда, но вы отравили и похитили меня. Это немного мешает чувству единения.
Ее улыбка исчезла с лица, и мне стало стыдно.
– Это правда, – выдавила она. – Все так. И мне очень жаль. Мы просто не знали другого способа вытащить тебя из Честерфилда. Но мы… – Она прикусила нижнюю губу и взяла себя в руки. – Мы бы не дали тебе погибнуть, – заверила она меня твердо. – Мы блефовали, предполагая, что Честерфилд считает, будто мы позволим тебе умереть, если они не отдадут тебя. Но мы бы никогда этого не допустили. Мы не такие, – прошептала она так тихо, что я едва ее поняла.
Я настороженно уставилась на нее.
– Вы постоянно говорите, что вам нужно было спасти меня из Честерфилда.
– Да, мы должны были это сделать, – серьезно сказала она.
– Но мне там было хорошо, – возразила я. – Я хочу вернуться. Вы не можете запереть меня здесь навсегда.
У нее на лице промелькнуло безнадежное выражение, и она кивнула, почти с сочувствием.